Эта статья выставлена на рецензию

Сыновья муллы (Vdukf,x brlld)

Перейти к навигации Перейти к поиску

«Сыновья муллы» — пьеса М. А. Булгакова, написанная в конце апреля 1921 года. Премьера состоялась 15 мая 1921 года во Владикавказе, поставлена местной ингушской труппой и снискала некоторый успех. Позднее была переведена на осетинский язык (с заменой мусульманских имен на осетинские) и ставилась осетинскими самодеятельными театральными коллективами. Процесс создания пьесы описан Булгаковым в повести «Записки на манжетах» (1922—1923 гг.) и в рассказе «Богема» (1925 г.). Сохранился суфлерский экземпляр русского текста, хранящийся ныне в архиве Булгакова в Отделе Рукописей РГБ.

Сыновья муллы
Афиша пьесы
Афиша пьесы
Жанр пьеса
Автор М. А. Булгаков
Язык оригинала русский
Дата написания конец апреля 1921

История написания[править | править код]

Михаил Булгаков в 1928 году[1].

М. А. Булгаков написал пьесу «Сыновья муллы» в конце апреля 1921 года. В работе ему помогал М. Т. Пензулаев, который снабжал писателя сведениями о жизни горцев[2][3]. Возможно, соавтором Булгакова был А.-Г. С. Гойгов[4]. У литературоведов нет ответа, почему Булгаков в своей ранней прозе уделил много внимания своему соседу Пензулаеву, назвав его соавтором. В осетинском переводе 1930 года и суфлерском экземпляре пьесы, обнаруженном в Грозном в 1960 году, автором пьесы указан только Булгаков. Возможно, что согласно договору, М. Т. Пензулаев выступил как консультант по этнографическим вопросам и получил половину гонорара, а представление его в качестве полноправного соавтора сделано М. А. Булгаковым ради колоритного литературного преувеличения. В противном случае, при строгости советской власти в вопросах авторства, лишение литературного помощника права поставить на титуле произведения своё имя было бы невозможно (даже, учитывая факт уничтожения М. А. Булгаковым всех своих владикавказских пьес[К 1])[5].

По воспоминаниям первой жены М. А. Булгакова Т. Н. Лаппы, он ходил писать пьесу к своим соседям Пензулаевым. Неизвестно, встречались ли М. А. Булгаков и М. Т. Пензулаев в Москве[2].

Процесс создания пьесы Булгаков описал в повести «Записки на манжетах» (1922—1923) и в рассказе «Богема» (1925). В повести об этом говорится следующим образом[2]:

Помощник присяжного поверенного[К 2], из туземцев, научил меня. Он пришел ко мне, когда я молча сидел, положив голову на руки, и сказал: — У меня тоже нет денег. Выход один — пьесу нужно написать. Из туземной жизни. Революционную. Продадим ее… Я тупо посмотрел на него и ответил: — Я не могу ничего написать из туземной жизни, ни революционного, ни контрреволюционного. Я не знаю их быта. И вообще я ничего не могу писать. Я устал, и, кажется, у меня нет способностей к литературе. Он ответил: — Вы говорите пустяки. Это от голоду. Будьте мужчиной. Быт — чепуха. Я насквозь знаю быт. Будем вместе писать. Деньги пополам.

С того времени мы стали писать… Его жена развешивала белье на веревке в комнате, а затем давала нам винегрет с постным маслом и чай с сахарином. Он называл мне характерные имена, рассказывал обычаи, а я сочинял фабулу. Он тоже. И жена подсаживалась и давала советы. Тут же я убедился, что они оба гораздо более меня способны к литературе. Но я не испытывал зависти, потому что твердо решил про себя, что эта пьеса будет последним, что я пишу…

И мы писали. Он нежился у печки и говорил:

— Люблю творить! Я скрежетал пером… Через семь дней трехактная пьеса была готова. Когда я перечитал ее у себя, в нетопленой комнате, ночью, я, не стыжусь признаться, заплакал! В смысле бездарности — это было нечто совершенно особенное, потрясающее! Что-то тупое и наглое глядело из каждой строчки этого коллективного творчества!..

Срок написания в рассказе определён чуть больше: семь с половиной дней, а роль М. Т. Пензулаева охарактеризована несколько иначе[2]:

Сам он мне тут же признался, что искренне ненавидит литературу, вызвав во мне взрыв симпатии к нему. Я тоже ненавижу литературу и уж, поверьте, гораздо сильнее Гензулаева. Но Гензулаев назубок знает туземный быт, если конечно, бытом можно назвать шашлычные завтраки на фоне самых постылых гор, какие есть в мире, кинжалы неважной стали, поджарых лошадей, духаны и отвратительную, выворачивающую душу музыку.

Сюжет[править | править код]

Обстановка[править | править код]

В период становления Советского государства большинство «революционных» пьес обращалось к событиям Октябрьской революции 1917 года. В отличие от этого устоявшегося стереотипа, фоном для пьесы «Сыновья муллы» послужила другая революция — Февральская. В контексте самой пьесы февральские события оказывают значительное влияние на судьбу одного из героев — Идриса. Однако, в статье 1919 года «Грядущие перспективы» Булгаков критикует Февральскую революцию, обвиняя её в установлении власти большевиков и за «безумство мартовских дней». Литературоведам сложно определить, изменились ли за полтора года взгляды Булгакова, или в пьесе он просто адаптировался к местной обстановке. Важным событием кавказских горцев стала непосредственно Февральская революция, резко ослабившая в горных районах Северного Кавказа российскую власть[2].

Кроме того, литературоведам сложно сказать, насколько соответствует взглядам Булгакова фигурирующая в пьесе поддержка права народов на национальное самоопределение. Она отражается в лозунге «Да здравствует свободная Ингушетия!» и словах о необходимости «защищать свободу Ингушетии». Для сравнения в «Грядущих перспективах», романе «Белая гвардия» и пьесе «Дни Турбиных» Булгаков был категорически против отделения от России Украины. Возможно, что за полтора года пребывания на Северном Кавказе Булгаков был убежден, что кавказские народы очень сильно отличаются от русских в культурном, социальном и психологическом отношении и вследствие чего, отделение их от России не может нанести последней вреда. Однако, вполне возможно, что слова о свободе Ингушетии были простой адаптации к настроении местной публики[2].

Персонажи[править | править код]

В пьесе протагонист — сын муллы Хассбота — революционер Идрис. Он принадлежит к «положительным» персонажам. В пьесе все «положительные» — это представители местного ингушского населения: мулла Хассбот, его сыновья: студент-революционер Идрис и офицер Магомет, друг Идриса Юсуп и другие; «отрицательные» — служащие царской власти: начальник полицейского участка, подчинённые ему стражники, а также ингушский старшина селения — Магомет-Мирза[2].

Основной сюжет[править | править код]

К мулле Хосботу приезжает в отпуск старший сын-офицер — Магомед. Он хочет жениться на приглянувшейся ему девушке Аминат. В честь его приезда устроено прáзднество с гармонией и танцами. Внезапно приезжает и другой сын — Идрис, студент, но не на каникулы, а по каким-то тайным причинам. Любовная коллизия пьесы усложняется тем, что родственники девушки запросили очень большой калым. Рассчитывая на отказ, они хотят отдать девушку за шейха из богатой семьи. Увезти девушку нельзя, так как это значило бы кровную месть, да еще с самим шейхом. Когда ситуация накаляется, в это время к Идрису приезжает его друг — оборвыш Юсуп, который скрывается от российских властей в горах. Выясняется, что и Идрис тоже убежал из Москвы, он член Большевистской партии, и у властей есть ордер на его арест. Юсуп советует ему тоже идти в горы. Вместо этого Идрис начинает деятельность в своём селе — он собирает у себя ингушей и просвещает их[6].

В конце, в дом Хосбота приходят представители власти арестовать Идриса, но на месте пребывает Юсуп и сообщает, что в городе установлена Советская власть и в России произошла революция. Идриса освобождают, а пристава и старшину Магомет-Мирзу арестовывают[6]. Последний, как и стражники, будучи ингушом, чудом исправляется и его прощают. Идрис рекомендует своему брату Магомеду переметнуться к Красной армии. Магомед срывает эполеты и присоединяется к брату. Мулла Хосбот признает правоту Идриса[6].

Темы[править | править код]

В пьесе драматические коллизии разрешаются очень легко. Образы Идриса, Хассбота, Магомеда схематичны. Несмотря на то, что пьеса имеет наивно-революционный характер, это всё же образы горцев-ингушей, с присущим им темпераментом и сложным укладом жизни: идти против вековых традиций (кровная месть), религиозных догм, авторитета старших особенно трудно. Шейхи и муллы держат в духовной кабале, прежде всего, свою семью. Так, Хассбот не в состоянии понять интересов своего сына Идриса. Противоречия У горцев были сложнее, глубже, чем их показал Булгаков, однако динамика изменений, стремительность, с которой новое врывалось в их жизнь, показаны верно. В пьесе сказался интерес русского писателя к типам горцев, их социальным и нравственным конфликтам[6].

На момент постановки пьесы, театральная публика Владикавказа была непритязательной, что позволяло ей легче воспринимать некоторую мифологичность, присутствующую в произведении. Эту мифологичность, однако, не радовала Булгакова, который описал её иронически в «Записках на манжетах». Булгаков учёл опыт пьесы и в пьесе «Багровый остров» (1927) также наделил чертами мифа «революционную» пьесу драматурга Дымогацкого, заставив отрицательных персонажей в конце раскаяться и переродиться[2].

В обликах муллы Хассбота и его сына офицера Магомета можно обнаружить первые отсылки темы отношения интеллигенции к революции на другом художественном уровне, фигурирующая в пьесах «Дни Турбиных» (1926) и «Бег» (1928)[2].

В пьесе фигурирует концепция, сделавшая одной из главной в последнем романе Булгакова «Мастер и Маргарита». Друг Хассбота Али-хан обращается к сыну муллы: «Идрис, кто же теперь у нас будет начальником участка?» На что получает ответ Идриса: «Будет новая власть — все по-новому», — удивлённый Али-хан, комментирует так: «Не будет? Как же так? А, впрочем, лучше, если не будет. От них только одни несчастия и горе». Из данного серьезного, однако, прибавленном юмором диалога, в последнем романе возникла наставление Иешуа Га-Ноцри о том, что «всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдёт в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть». Идрис, подобно Иешуа, объявляет будущее правление справедливости, где не будет богатых и бедных и все будут равенство между людьми. Он заявляет: «Бежать нужно только тогда, когда опасность уже настоящая и ничего против неё поделать нельзя, иначе поступают только трусы». Этот диалог сближает его с братьями Турбиными из «Белой гвардии» и «Дней Турбиных». Они, в отличие от Тальберга, не бегут от опасности при первых знаков, а решительно встречают её. Задумываются о спасении же Турбины только тогда, когда всякое противостояние становится невозможным[2]. Идея Идриса о жестокости любой власти была недопустимой с точки зрения тогдашнего правителя СССР, «отца всех народов» — Сталина[7].

В противоположность многим другим пьесам на теме революции, Булгаков в пьесе вызывал проявлять милосердие к представителям свергнутой власти. Даже «отрицательому» начальнику участка Идрис заверял не допустить расправы и гарантировать справедливый суд[2].

Премьера[править | править код]

Премьера состоялась в ингушском театре города Владикавказ 15 мая 1921 года, то есть в день рождения Булгакова и юбилей 30-летия[8]. Играли пьесу местные ингушские актёры, в том числе и Т. Т. Мальсагова[9]; пьесу смотрели жители ингушских селений Базоркино, Насыр-Корт, Гамурзиево, Ангушт, Ахки-Юрт и Кескем[10]. Булгаков вспоминает[2]:

В туземном подотделе пьеса произвела фурор. Ее немедленно купили за 200 тысяч. И через две недели она шла. В тумане тысячного дыхания сверкали кинжалы, газыри и глаза. Чеченцы, кабардинцы, ингуши, после того, как в третьем акте геройские наездники ворвались и схватили пристава и стражников, кричали:
— Ва! Подлец! Так ему и надо! И вслед за подотдельскими барышнями вызывали: "автора"[К 3]. За кулисами пожимали руки.
— Пирикрасная пыеса!

И приглашали в аул…

Булгаков отпраздновал свой день рождения широко, устроив в театре банкет, обошедшийся ему в 7 тысяч рублей[8].

Гонорар[править | править код]

Гонорар составлял 200 тысяч рублей и был разделен пополам между соавторами. Этими деньгами Булгаков, как он описывает в «Богеме», растратился следующим образом: «Семь тысяч я съел в 2 дня, а на остальные 93 решил уехать из Владикавказа». По словам Лаппы, существенная часть денег была потрачена на обязательный банкет, устроенный после премьеры пьесы. После получения гонорара Булгаков выехал 26 мая в Тифлис через Баку. После его отъезда пьеса еще неоднократно была выставлена не только во Владикавказе, но и в Грозном[2].

Переводы[править | править код]

Пьеса переведена на осетинском языке Б. И. Тотровым и опубликована в осетинском журнале «Фидиуаг» за 1930 год, № 4[2][11]. В осетинском варианте «положительные» персонажи стали осетинами, а их имена заменили осетинскими[2]. Была неоднократно поставлена в осетинских селениях и имела большой успех у зрителей важного тогдашнего культурного центра Осетии — селения Ардон[11].

Оценка[править | править код]

Художественное качество пьесы Булгаков в рассказе «Богеме» оценивал не менее сурово, чем в «Записках на манжетах», хотя теперь, после получения опыта советского театра первой половины 20-х годов, он уже не настаивал на уникальности пьесы[2]:

… Если когда-нибудь будет конкурс на самую бессмысленную, бездарную и наглую пьесу, наша получит первую премию (хотя, впрочем… впрочем… вспоминаю сейчас некоторые пьесы 1921—1924 годов и начинаю сомневаться…), ну не первую — вторую или третью.

Примечания[править | править код]

Комментарии[править | править код]

  1. После приезда в Москву в сентябре 1921 года М. А. Булгаков уничтожил рукопись пьесы[2][5].
  2. Речь о М. Т. Пензулаеве[2].
  3. В рассказе «Богема»: вызывали «авторов»[2].

Источники[править | править код]

Литература[править | править код]

  • Абадиев Б. В. Театральное искусство // Ингуши / Отв. ред. М. С.-Г. Албогачиева, А. М. Мартазанов, Л. Т. Соловьева; ИЭА РАН; ИнгГУ; Рец. В. А. Дмитриев, С. И. Аккиева. — М.: «Наука», 2013. — С. 391—398. — 512 с. — (Народы и культуры). — ISBN 978-5-02-038042-4.
  • Варламов А. Н. Михаил Булгаков. — М.: ЖЗЛ, 2008. — 840 с.
  • История советского драматического театра / Ред. А. Анастасьев; ИИИ. — М.: «Наука», 1966. — Т. 2.
  • Кусов Г. И., Дудаева З. С. Владикавказский период творчества М.А. Булгакова в исторической ретроспективе / СОГУ; Рец. Б. М. Розенфельд, С. Я. Плахтий, С. Р. Чеджемов. — Владикавказ: ИПЦ СОГУ, 2018. — 170 с. — ISBN 978-5-8336-0985-9.
  • Михаил Булгаков: Его время и мы = Michaił Bułhakow: Jego czasy i my / Ред. Г. Пшебинды и Я. Свежего при участии Д. Клебанова. — Краков: Scriptum, 2012. — 920 с. — ISBN 978-83-60163-87-0.
    • Сумская М. Ю., Шульженко В. И. Ранний Булгаков в парадигматике «Кавказского текста» русской литературы // Михаил Булгаков: Его время и мы = Michaił Bułhakow: Jego czasy i my / Ред. Г. Пшебинды и Я. Свежего при участии Д. Клебанова. — Краков: Scriptum, 2012. — С. 255—268. — 920 с. — ISBN 978-83-60163-87-0.
    • Страшкова О. К. Театрально-драматургический текст Михаила Булгакова: Штрихи художественного мышления // Михаил Булгаков: Его время и мы = Michaił Bułhakow: Jego czasy i my / Ред. Г. Пшебинды и Я. Свежего при участии Д. Клебанова. — Краков: Scriptum, 2012. — С. 459—470. — 920 с. — ISBN 978-83-60163-87-0.
  • Соколов Б. В. Сыновья Муллы // Энциклопедия Булгаковская. — М.: «Локид»—«Миф», 1997. — С. 455—459. — 592 с. — ISBN 5-320-00143-6.
  • Точиева Х. Ш., Далиева Э. Х. Кавказ в эстетическом восприятии М. Б. Булгаков // Philology / Отв. ред. Ж. А. Малышева. — Волгоград: «Scientific survey», 2022. — № 3 (39). — С. 17—23. — ISSN 2414-4452.
  • Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова / Выступ. ст. Ф. А. Искандера; Ред. Е. Ю. Гениева [и др.]; Рец. С. Г. Бочаров. — М.: «Книга», 1988. — 492 с. — ISBN 5-212-00078-5.
  • Яновская Л. М. Творческий путь Михаила Булгакова / Ред. Л. А. Шубин. — М.: «Советский писатель», 1983. — 318 с. — 20 000 экз.