Казанская лингвистическая школа (Tg[guvtgx lnuifnvmncyvtgx otklg)

Перейти к навигации Перейти к поиску

Каза́нская лингвисти́ческая шко́ла — направление в языкознании, к которому принадлежали И. А. Бодуэн де Куртенэ, его ученики Н. В. Крушевский (как и Бодуэн, он может быть назван русско-польским учёным[1]) и В. А. Богородицкий и некоторые другие учёные, в том числе С. К. Булич. Идеи школы заложены в курсе лекций Бодуэна, прочитанных им в Казанском университете[2].

Почти вся недолгая, продолжавшаяся семь лет и прерванная болезнью в 1884 году[3] научная деятельность Н. В. Крушевского прошла в Казани, в то время как для И. А. Бодуэна де Куртенэ казанский этап был лишь одним из периодов исследовательской и преподавательской работы[1]; в дальнейшем он преподавал в Юрьевском (18831893), Краковском (1893—1899) и Санкт-Петербургском (19001918) университетах[4], где заложил основы Петербургской лингвистической (в том числе фонологической) школы.

В рамках школы ещё до Ф. де Соссюра предпринята попытка разграничения диахронии и синхронии в языке. Вообще многие идеи Казанской школы опередили своё время, предвосхитив развитие структурной лингвистики, морфонологии, лингвистической типологии, психолингвистики. Деятельность Н. В. Крушевского заложила основы артикуляционной и акустической фонетики[2].

История школы

[править | править код]
И. А. Бодуэн де Куртенэ
Н. В. Крушевский
В. А. Богородицкий
С. К. Булич

И. А. Бодуэн де Куртенэ

[править | править код]

И. А. Бодуэн де Куртенэ преподавал в Казанском университете с 1874 года: сначала в качестве доцента, позже профессора[5].

Вокруг Бодуэна сложился лингвистический кружок, собиравшийся у него дома по субботам; выступавшие с сообщениями на заседаниях кружка языковеды — Н. В. Крушевский, В. А. Богородицкий, С. К. Булич, А. И. Александров, В. В. Радлов и другие — излагали содержание новейших зарубежных работ и результаты собственной работы[6].

Н. В. Крушевский

[править | править код]

С 1876 года в Казани жил и Н. В. Крушевский; он слушал лекции Бодуэна де Куртенэ и участвовал в его семинарах, а с 1880 года занимал должность приват-доцента. Он читал курсы по общей и русской фонетике (его курс «Антропофоника» опубликовал в 1893 году В. А. Богородицкий), санскриту, сравнительной грамматике романских языков[3].

В 1883 году Н. В. Крушевский защитил докторскую диссертацию под названием «Очерк науки о языке», написанную отчасти под влиянием книги младограмматика Г. Пауля «Принципы истории языка» и посвящённую теории языкознания в целом (однако вопросы синтаксиса и семантики в ней были затронуты мало)[7].

В. А. Богородицкий

[править | править код]

Учеником И. А. Бодуэна де Куртенэ был и В. А. Богородицкий. В студенческие годы он занимался русской фонетикой и диалектологией русского языка; по окончании университета Богородицкий был оставлен на кафедре для подготовки к профессорскому званию и читал курсы по фонетике и грамматике русского языка, сравнительной грамматике индоевропейских языков и санскриту. В 1884 году он защитил магистерскую диссертацию, а в 1887 году — докторскую[8], представив для защиты книгу «Курс грамматики русского языка. Часть 1-я. Фонетика»[9]. Известен также работами по тюркологии (татарскому языкознанию)[10].

Учение о системе языка

[править | править код]

В «Очерке науки о языке» Н. В. Крушевский, задолго до «Курса общей лингвистики» Ф. де Соссюра, сформулировал определение: «язык есть не что иное, как система знаков»[11].

Н. В. Крушевский, опять-таки до Ф. де Соссюра, предложил выделять среди отношений между элементами языковой системы ассоциации по сходству (ср. ассоциативные отношения у Соссюра и парадигматические отношения в терминологии структурной лингвистики) — Крушевский относит сюда ассоциации в рамках парадигмы, словообразовательного гнезда, словообразовательной или словоизменительной модели[12] — и по смежности (начиная с Соссюра называются синтагматическими)[2].

В ранний период научной деятельности Н. В. Крушевский, оппонируя сравнительно-историческому языкознанию, центральной задачей которого являлся поиск законов фонетических изменений, призывал к поиску законов, действующих во всяком языке во всякую эпоху и подобных законам природы[13]. Таким образом, Крушевский призывал к изучению устройства языка вообще; в этом его взгляды сходны с гораздо более поздними идеями генеративной лингвистики Н. Хомского[2]. Диахронические звуковые законы, занимавшие лингвистов — современников Крушевского, он считал несамостоятельными и производными от физиологических: однотипности артикуляции сходных звуков и явлений аккомодации[14].

В «Очерке науки о языке» как «физико-физиологические», так и «психологические» языковые законы были разделены Крушевским на статические, определяющие общие свойства языка (в частности, постоянство облика звуковых единиц, особенности фонотактики и аккомодации звуков[12]), и динамические, регулирующие языковые изменения[13]. При этом, по Крушевскому, понять динамические законы можно только на основе статических[12].

Исследование звуковых единиц языка

[править | править код]

Разграничение дисциплин

[править | править код]

Как и И. А. Бодуэн де Куртенэ, В. А. Богородицкий в «Курсе грамматики русского языка» предлагает различать физиологию звуков речи и фонетику, причём последняя определяется как исследование звуковых единиц «в связи с морфологическими группами, в которых они имеют место», и потому в современном понимании приближается к морфонологии, в то время как «физиология» Богородицкого — к современной фонетике[9]. Впрочем, сам автор не во всём изложении придерживается предложенного им самим разграничения.

В четвёртом издании курса, вышедшем в 1913 году, Богородицкий внёс уточнение в свою дихотомию, определив физиологию звуков речи как изучение системы звуков данного языка и их изменений, а фонетику — как изучение грамматически релевантных чередований звуков и изменений чередований[15].

Фонетические свойства звучащей речи были предметом особенного интереса для В. А. Богородицкого. В выпускной работе «Гласные без ударения в общерусском языке» он впервые в мире детально исследовал безударные гласные[16] и отметил ряд связанных с ними явлений: исчезновение гласных перед сонантами (рус. [пъл]отно) и появление эпентетических гласных в сочетаниях согласных ([къв]артира)[17].

Занимался В. А. Богородицкий и вопросами мелодики речи, предприняв первую попытку описания интонации русской речи. Для этой работы он использовал нотную запись[17].

В 1884 году В. А. Богородицкий организовал при Казанском университете первую в России и в мире лабораторию экспериментальной фонетики, где впервые была разработана методика фонетического эксперимента[18]. В 1909 году Богородицкий снял палатограммы (отпечатки языка в точках его соприкосновения с нёбом[19]) всех гласных и согласных русского языка и сделал вывод, что, в соответствии с работой мышц речевого аппарата, «гласные могут быть определены как рто-раскрыватели, а согласные как рто-смыкатели»; Богородицкий также обнаружил веляризованность русских твёрдых согласных[20]. Экспериментальные фонетические исследования Богородицкого представляют интерес и для современной лингвистики, поскольку позволяют оценить степень исторической изменчивости русской артикуляции[21].

Фонология и морфонология

[править | править код]

Учение о фонеме

[править | править код]

И. А. Бодуэн де Куртенэ заимствовал у Ф. де Соссюра термин «фонема», однако использовал его в собственном значении и тем самым положил начало современной фонологии[2].

Классификации чередований

[править | править код]

Н. В. Крушевскому принадлежит первая удачная синхроническая классификация звуковых чередований, среди которых выделялись[8]:

  • чередования по схемам «твёрдый согласный перед гласным непереднего ряда — мягкий согласный перед гласным переднего ряда» (рус. свет — на свете [t’ɪ]) и «ударный [ó] — безударный [ʌ]» (рус. в[ʌ]лы́ — во́л и ва́л; таким образом, Крушевский не разграничивал, выражаясь в терминологии Петербургской фонологической школы, живые[22] чередования фонем и чередования аллофонов одной и той же фонемы). Эти чередования, по Крушевскому, обусловлены непосредственно фонетическими причинами и не знают исключений;
  • чередования типа рус. глухой — глохнуть (в современной терминологии называются историческими). Такие чередования не обусловлены фонетически и необязательны (имеют исключения);
  • регулярные чередования, связанные со словообразованием или словоизменением, к примеру рус. строить — застраивать, нем. Rad — 'колесо' Räder 'колёса'. Они не обусловлены фонетически, но связаны с регулярными морфологическими отношениями.

В. А. Богородицкий предложил свою классификацию чередований[15]:

  • физиологически обусловленные — соответствуют первому типу чередований по Н. В. Крушевскому, а в современной терминологии — фонетически обусловленным чередованиям;
  • непосредственно не обусловленные фонетически и связанные с морфологическими отношениями — соответствуют второму и третьему типам по Н. В. Крушевскому.

Граница между этими типами, по Богородицкому, не является непреодолимой: так, в акающих говорах возникает нелитературная форма пло́тют (от платить) по аналогии с хо́дют от ходить[15] (в соответствии с аканьем произносится [xʌˈdʼitʼ]).

Другие вопросы

[править | править код]

Н. В. Крушевский подошёл к понятию дифференциального признака, сформулировав в числе «статических законов» тезис о «гармонии звуковой системы», согласно которому, во всяком языке та или иная артикуляционная особенность бывает свойственна не одному, а нескольким звукам[12].

В работе В. А. Богородицкого «Гласные без ударения в общерусском языке» предвосхищено появление морфонологии: в ней показаны возможные позиции безударных гласных по отношению к ударению в зависимости от того, в какой морфеме (префиксе, корне, суффиксе, флексии) находится безударный гласный[17].

Словообразование и морфология

[править | править код]

И. А. Бодуэн де Куртенэ, Н. В. Крушевский и В. А. Богородицкий рассматривали морфологию как учение о словообразовании и словоизменении, включая тем самым словообразование в предмет морфологии[23].

Н. В. Крушевский предложил психологическую трактовку различия между продуктивными и непродуктивными словообразовательными моделями: если продуктивные (например, модель образования отглагольных существительных с помощью суффикса -ениj-) предполагают «производство» слов на основе ассоциации по сходству со словами того же структурного типа, то непродуктивные (к примеру, модель для притяжательных прилагательных типа волк → волч-ий) основаны на «воспроизводстве» на основе ассоциаций по смежности между родственными словами[24]. Также Н. В. Крушевский интересовался процессами образования слов одной части речи от слов другой[24].

Статус морфемы

[править | править код]

В ранних работах 1870-х годов И. А. Бодуэн де Куртенэ в соответствии с традиционными представлениями считал морфему научной абстракцией от словоформ, в которых она встречается; впоследствии он склонился к признанию психологической реальности морфемы, подтверждаемой оговорками наподобие вертом хвостит вместо рус. хвостом вертит[25].

Критерии морфемного членения

[править | править код]

Один из представителей Казанской школы А. И. Анастасиев, развивая взгляды И. А. Бодуэна де Куртенэ и Н. В. Крушевского на морфемный состав слова и его изменчивость, предложил считать слово членимым, если входящие в его состав морфемы обладают собственным значением и могут вступать в сочетание с другими морфемами: префикс и суффикс образуют слова ещё и от других корней, а данный корень сочетается не только с данными суффиксами и префиксами[26].

Изменение морфемного состава

[править | править код]

В работах И. А. Бодуэна де Куртенэ и Н. В. Крушевского прослеживается сокращение основ в пользу флексий в истории индоевропейских языков[2], причём Крушевский объяснял исключительно регрессивный характер этого явления (морфемная граница всегда сдвигается назад) тем, что оно обусловлено фонетическими изменениями, носящими прогрессивный характер[27]. В. А. Богородицкий вначале разделял такую точку зрения и предлагал для неё «психологически-ассоциационное обоснование»[28], однако впоследствии отказался от понятия абсорбции и разработал теорию морфологических изменений слов, где основными процессами провозглашаются опрощение и переразложение[29], не связанные с фонетическими изменениями и обусловленные повторяемостью в речи тех или иных элементов[30], воспринимаемых говорящими как грамматические или словообразовательные. Процесс опрощения, по Богородицкому, имеет несколько стадий, при движении по которым выделимость морфем в слове падает, а фонетическое изменение (как, например, в рус. облако < праслав. *ob-volk-[31]) «как бы закрепляет опрощение» на его последней стадии[30].

Теория письма

[править | править код]

Одним из достижений Казанской лингвистической школы было строгого разграничения звуков и букв[2], устной и письменной форм речи[32]: так, курс Н. В. Крушевского «Антропофоника» характеризуется «полным освобождением от гипноза буквы и переходом к описанию произношения вне зависимости от его фиксации в письменности языка»[33].

В «Курсе грамматики русского языка» В. А. Богородицкий рассматривал вопросы письменности, особенно функции графем е, ё, ю, я, и вслед за И. А. Бодуэном де Куртенэ указал на слоговой характер русского письма[9]. Он выделил в русском письме шесть типов написаний: фонетические, этимологические (отражающие словопроизводственные цепочки: так, конечные парные согласные и безударные гласные записываются в соответствии с тем, что пишется в «проверочном слове», где соответствующая фонема представлена в сильной позиции), исторические (например, жи, ши), церковнославянские формы (в дореформенной орфографии писали Марія, но произносили [ˈmarʼjɪ] — Марья), написания заимствований в соответствии с графикой языка-источника (рус. цифра), дифференцирующие написания (большим — большим)[21].

Причины языковых изменений

[править | править код]

В «Очерке науки о языке» Н. В. Крушевский изложил свои представления о причинах исторических изменений в языках. Он полагал, что некоторые изменения имеют «физико-физиологическую» природу и представляют собой постепенное, недискретное изменение артикуляции тех или иных звуков в речи носителей языка, обусловленное бессознательным стремлением к упрощению артикуляции (ср. принцип экономии речевых усилий Е. Д. Поливанова[34]) или аккомодацией звуков. Другие же, носящие психологический характер, дискретны, единовременны; к ним относятся изменения по аналогии, спровоцированные «ассоциацией по сходству»[35].

Механизму звуковых изменений посвящена и работа Н. В. Крушевского «Принципы языкового развития»[14].

Деятельность представителей Казанской лингвистической школы не пользовалась широкой известностью ни в Российской империи, ни за рубежом[36]. Нельзя исключать, однако, что их взгляды оказали влияние на Ф. де Соссюра: перевод «Очерка науки о языке» Н. В. Крушевского на немецкий язык имелся в библиотеке Соссюра[36]. Петербургские ученики И. А. Бодуэна де Куртенэ Л. В. Щерба и Е. Д. Поливанов полагали, что в воззрениях Соссюра не содержалось ничего принципиально нового по сравнению с идеями их учителя[37]. Влияние идей Бодуэна испытывали лингвисты Пражского лингвистического кружка, с его взглядами были знакомы А. Мейе и Л. Ельмслев. Понятия фонемы и морфемы, разработанные Бодуэном, вскоре стали достоянием мировой лингвистики, а ряд его идей относительно диахронии был популяризирован Н. С. Трубецким, Р. О. Якобсоном, Е. Куриловичем[38].

Взгляды И. А. Бодуэна де Куртенэ и его казанских учеников развивались младшими, ставшими маститыми учеными, такими как Г. Х. Ахатов, Л. В. Щерба и др.[26].

Примечания

[править | править код]
  1. 1 2 Алпатов, 2005, 114
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Березин Ф. М., Крысин Л. П. Казанская лингвистическая школа // Лингвистический энциклопедический словарь / Главный редактор В. Н. Ярцева. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. http://tapemark.narod.ru/les/209b.html. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
  3. 1 2 Гордина, 2006, § 301
  4. Бодуэн де Куртенэ Иван Александрович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.
  5. Алпатов, 2005, 120
  6. Богородицкий, 1939, 266
  7. Алпатов, 2005, 115
  8. 1 2 Гордина, 2006, § 305
  9. 1 2 3 Гордина, 2006, § 308
  10. Богородицкий В. А. Введение в татарское языкознание. Казань, 1934.
  11. Крушевский, 1883, 68
  12. 1 2 3 4 Алпатов, 2005, 117
  13. 1 2 Алпатов, 2005, 116
  14. 1 2 Гордина, 2006, § 304
  15. 1 2 3 Гордина, 2006, § 309
  16. Гордина, 2006, § 306
  17. 1 2 3 Гордина, 2006, § 307
  18. Кедрова Г. Е., Омельянова Е. Б., Егоров А. М. Богородицкий Василий Алексеевич. Русская фонетика. Филологический факультет МГУ. Дата обращения: 14 июля 2011. Архивировано 10 января 2011 года.
  19. Ахманова О. С. Палатограмма // Словарь лингвистических терминов. — Изд. 4-е, стереотипное. — М.: КомКнига, 2007. — 576 с. — 2500 экз. — ISBN 978-5-484-00932-9.
  20. Гордина, 2006, § 310
  21. 1 2 Гордина, 2006, § 311
  22. Маслов Ю. С. Введение в языкознание: учебник для студ. филол. и лингв. фак. высш. учебных заведений. — 6-е изд., стер. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2007. — С. 71. — 304 с. — 2500 экз. — ISBN 978-5-8465-0666-4.
  23. Земская, 1951, 67
  24. 1 2 Земская, 1951, 65
  25. Алпатов, 2005, 125
  26. 1 2 Земская, 1951, 68
  27. Крушевский Н. В. Лингвистические заметки: III. О морфологической абсорбции // Сост. Ф. М. Березин; отв. ред. В. Н. Ярцева. Избранные работы по языкознанию. — М.: Наследие, 1998. — С. 59—64. Архивировано 4 марта 2016 года.
  28. Богородицкий, 1939, 284
  29. Богородицкий, 1939, 285—286
  30. 1 2 Земская, 1951, 66
  31. Иванова Т. А. Старославянский язык: Учебник. — 4-е изд., испр. и доп.. — СПб.: Авалон, Азбука-классика, 2005. — С. 113. — 240 с. — 5000 экз. — ISBN 5-352-01185-2.
  32. Леонтьев А. А. Казанская школа // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.
  33. Гордина, 2006, § 303
  34. Алпатов В. М. Е. Д. Поливанов // История лингвистических учений. — М., 2005. — С. 247.
  35. Алпатов, 2005, 118
  36. 1 2 Алпатов, 2005, 119
  37. Алпатов, 2005, 128
  38. Алпатов, 2005, 129

Литература

[править | править код]