Ex ungue leonem (эпиграмма) (Ex ungue leonem (zhnijgbbg))

Перейти к навигации Перейти к поиску
Портрет А. С. Пушкина. Художник Орест Кипренский, 1827. Третьяковская галерея, Москва

«Ex ungue leonem» («Недавно я стихами как-то свистнул…») — эпиграмма русского писателя Александра Пушкина, созданная и опубликованная в 1825 году. Она была написана в ответ на серию из трёх анонимных критических статей, опубликованных перед этим в петербургском журнале «Благонамеренный». В них среди прочего содержался личный выпад в сторону Пушкина. Поэт, его окружение и многие пушкинисты приписывали авторство статей редактору журнала Александру Измайлову, однако впоследствии было установлено, что к их созданию был причастен Николай Остолопов. Пушкин обыграл упрёк из статьи: «Страшно, очень страшно! Более же всего напугало меня то, что у господина сочинителя есть когти!» и в ответ написал язвительную эпиграмму, заканчивающуюся стихами: «Он по когтям узнал меня в минуту, / Я по ушам узнал его как раз». В названии и тексте содержится отсылка к крылатому латинскому выражению «Ex ungue leonem» (с лат. — «по когтю льва»), «ex ungue leonem (pingere)» (с лат. — «по когтю изображать льва»), означающее, что по детали можно создать представление о целом, изобразить его в полном виде.

Предыстория

[править | править код]

25 января 1825 года Александр Пушкин направил своему другу, литератору Петру Вяземскому эпиграмму «Приятелям» («Враги мои, покамест я ни слова…») с просьбой: «Напечатай где-нибудь». Она была написана поэтом во время пребывания в ссылке в Михайловском (август 1824 года — сентябрь 1826 года). Вяземский, связанный в то время с созданным в 1825 году журналом «Московский телеграф» и его издателем Николаем Полевым, сумел пристроить эпиграмму в третьем номере, где её текст был подписан «А. П.»[1]. При этом Полевой сменил авторское название на своё — «Журнальным приятелям»[2].

Враги мои! покамест я ни слова…
И, кажется, мой быстрый гнев угас;
Но из виду не выпускаю вас
И выберу когда-нибудь любого:
Не избежит пронзительных когтей,
Как налечу нежданный, беспощадный.
Так в облаках кружится ястреб жадный
И сторожит индеек и гусей[3].

Пётр Соколов. Портрет князя П. А. Вяземского. 1824. Бумага, акварель, графитный карандаш, лак. Государственный литературный музей

Внесение изменения в заголовок Пушкин не одобрил, в связи с чем послал в петербургскую газету «Северная пчела» сообщение: «…стихи его сочинения, напечатанные в №3 „Моск<овского> телеграфа“ на стр. 215, под заглавием: „К журнальным приятелям“, должно читать просто: „К приятелям“». Этот комментарий появился в газете в № 52 от 30 апреля 1825 года. Своё решение Пушкин объяснил Вяземскому в письме от начала июля 1825 года: «Я послал в „Пчелу“, а не в „Тел<еграф>“ мою опечатку, потому что в Москву почта идёт несносно долго; Полевой напрасно огорчился, [я] ты не напрасно прибавил журнальным, а я недаром отозвался, et le diable nʼy perd rien <и всё один черт — франц.>»[2].

Литературоведами высказывалось несколько предположений, кто мог стать адресатом эпиграммы. Пушкинист Борис Томашевский пришёл к выводу, что её появление было вызвано раздражением автора в отношении действий кого-либо из друзей: «…возможно, в связи с распространением какой-то клеветы, которую Пушкин приписывал <Ф. И.> Толстому». В свете этого, по наблюдению Томашевского, получает разъяснение комментарий Пушкина по поводу названия стихов, проливающий свет на мотивы автора: его неудовольствие было вызвано поведением приятелей, а не журналистов[4]. Эту точку зрения поддержала Светлана Берёзкина в статье «Почему Фёдора Толстого прозвали „Американцем“?» (2001), хотя в статье «…И сторожит Индеек и Гусей»: (Об адресате эпиграммы Пушкина «Приятелям» (1996) ранее писала, что эпиграмма была направлена против генерал-майора Михаила Орлова, с которым Пушкин общался в Кишинёве и Одессе в период своей южной ссылки (1820—1824)[5]. Против «приятельской» версии Томашевского выступила литературовед Татьяна Цявловская, предположившая, что эпиграмма содержит политический подтекст и она направлена против императора Александра I и его «приспешников», среди которых прежде всего имелся в виду Александр Голицын. Пушкин, по её гипотезе, завуалированно отозвался про отставку Голицына с должности министра народного просвещения, что отразилось в черновом варианте — «Один из вас убрался на покой»[4]. Литературовед Алина Бодрова в статье об эпиграмме в «Пушкинской энциклопедии» (2020) пришла к выводу, что наиболее вероятно поводом для стихотворения послужили литературные взаимоотношения поэта. По её наблюдению, произведение Александра Сергеевича было направлена против цензоров, и содержит переклички с его эпиграммой «О муза пламенной сатиры!..» (между 1823 и 1825 годами), в котором также содержится угроза скорой расправы («…Всю вашу сволочь буду / Я мучить казнию стыда. / Но если же кого забуду, / Прошу напомнить, господа»). Проанализировав различные версии, Бодрова резюмировала: «Убедительной общепринятой трактовки в отношении адресата эпиграмма до сих пор не получила»[6].

История создания и публикации

[править | править код]
Александр Измайлов

Эпиграмма Пушкина под новым названием Вяземского стала известна в обществе и некоторые журналисты приняли её на своё счёт. Письменный ответ последовал со страниц консервативного в литературном отношении петербургского журнала «Благонамеренный», который издавал баснописец, прозаик, критик Александр Измайлов. Он и его единомышленники критически относились к новым поэтам, и прежде всего это касалось литераторов пушкинского поколения (Антон Дельвиг, Евгений Баратынский, Пётр Плетнёв, Вильгельм Кюхельбекер)[7]. В 1823 году Измайлов писал объявляя о подписке на журнал: «Не будут иметь места в Благонамеренном <...> сладострастные, вакхические и даже либеральные стихотворения молодых наших баловней-поэтов»[1]. Наиболее резко отзывались о «новой поэзии» Николай Остолопов, Борис Фёдоров, Николай Цертелев, некоторое время их позицию разделял Орест Сомов. Измайлов откликался о молодых поэтах более мягко, особенно на первых порах, при этом выделяя из них с лучшей стороны Пушкина[8].

С критикой первых трёх номеров «Московского телеграфа», а также в ответ на эпиграмму Пушкина в журнале Измайлова («Благонамеренный», 1825, № 19) появилась серия статей «Дело от безделья, или Краткие замечания на современные журналы». Относительно Пушкина там указывалось: «Из самого начала сего ужасного осьмистишия открывается, что для сочинителя приятель и враг суть синонимы… Страшно, очень страшно! Более же всего напугало меня то, что у господина сочинителя есть когти!». В последнем предложении содержался прозрачный намёк на характерную деталь внешнего вида поэта — длинные ногти[1]. В ответ на этот выпад Пушкин написал эпиграмму «Ex ungue leonem»:

Недавно я стихами как-то свистнул
И выдал их без подписи моей;
Журнальный шут о ней статейку тиснул,
Без подписи ж пустив её, злодей.
Но что ж? Ни мне, ни площадному шуту
Не удалось прикрыть своих проказ:
Он по когтям узнал меня в минуту,
Я по ушам узнал его как раз[1].

Время создания эпиграммы установлено на основе почтового штемпеля на авторском беловом автографе (четыре страницы почтовой бумаги большого формата, сложенные в форме письма), направленного из города Опочка Полевому, датируется не позднее 22 июня 1825 года. В печати стихи впервые появились в журнале «Московский телеграф» (1825, часть четвертая, № 13, стр. 43)[9]. Ксенофонт, младший брат Николая Полевого и деятельный участник его издания, в своих мемуарах, описывая отношения между журналами «Благонамеренный» и «Московский телеграф», оставил свидетельство появления эпиграммы Пушкина. «На беду свою „Благонамеренный“, по примеру других, потому что иного повода не было, вздумал подсмеяться над „Московским Телеграфом“ и выбрал предметом насмешки стихотворение Пушкина: „Враги мои“ и проч. Обыкновенным своим тоном он говорил: у„ господина сочинителя есть и к о г т и: у, как страшно!“ Пушкин, видимо, вспыхнул, прочитав эту пошлую насмешку, и тотчас полетело к нам, по почте, собственную рукою его написанное…». Приведя текст стихотворения Полевой продолжил: «Это окончательно сделало „Благонамеренный“ неблагонамеренным в отношении к „Московскому Телеграфу“ — по милости Пушкина»[10].

Николай Остолопов

Относительно того, кто был автором статей «Дело от безделья, или Краткие замечания на современные журналы», а следовательно и адресатом пушкинской эпиграммы, в литературе были выдвинуты несколько версий. Первоначально им признавался Измайлов. В частности, этой точки зрения придерживался Ксенофонт Полевой, который привёл даже подтверждения стилистического характера, доказывающие, что руку к критике Пушкина приложил редактор «Благонамеренного». Долгое время среди литературоведов было распространено такое мнение[11]. Так, литературовед-пушкинист Борис Модзалевский без каких-либо оговорок назвал Измайлова автором критической статьи. Литературовед Борис Томашевский в «Путеводителе по Пушкину» (1931) писал в статье, посвящённой Измайлову, что тот «очень недоверчиво относился к успеху поэзии П<ушкина> и писал о нём с двусмысленными оговорками. Одна из его критических заметок 1825 года вызвала эпиграмму Ex ungue leonem»[12]. Распространённой точки зрения на этот вопрос придерживался историк литературы Вадим Вацуро («„Площадной шут“ в пушкинской эпиграмме»; 1986)[1]. В сборнике «Пушкин в прижизненной критике» (1996) критические статьи рассматривались два раза. Если в комментарии Екатерины Ларионовой причастность к антипушкинскому высказыванию Измайлова является предполагаемым, то в рассуждении о журнале «Благонамеренный» (Екатерина Губко, Галина Потапова) его авторство не подвергалось сомнению[11].

Эту версию опроверг филолог Олег Проскурин[13]. Он установил, что Измайлов уже 6 февраля 1825 года конфиденциально сообщал своему племяннику, писателю и сотруднику «Благономеренного» Павлу Яковлеву, что автором статей является Остолопов. 19 февраля 1825 года он писал тому же корреспонденту: «Дело от безделья, или Замечания на журналы написаны Остолоповым. Mais c'est entre nous. Впрочем, об этом в Вятке никто не поинтересуется»[14]. Таким образом пушкинская эпиграмма была ошибочно направлена против Измайлова, а не Остолопова[13]. По этому поводу Проскурин заметил: «Ex ungue leonem — редкий пример эпиграммы (причём блестящей, по праву вошедшей в не такой уж богатый золотой фонд русских образцов жанра!), направленной не по адресу, точнее — не совсем по адресу (поскольку Измайлов, поместивший статью Остолопова в своём журнале, всё-таки так или иначе возлагал на себя часть моральной ответственности за её содержание)... Остолопов, таким образом, потерял редкий шанс войти в бессмертие в качестве объекта пушкинской эпиграммы: он замаскировался так хорошо, что даже Пушкин не признал его — принял его уши за уши Измайлова... Этой пушкинской дешифровкой адресата и оказались введены в заблуждение позднейшие исследователи»[15].

В названии и тексте содержится отсылка к крылатому латинскому выражению «Ex ungue leonem» (с лат. — «по когтю льва»)[16], «ex ungue leonem (pingere)» (с лат. — «по когтю изображать льва»)[17], означающее, что по малому можно создать представление о целом, изобразить его («нарисовать льва, начав этот рисунок с его когтя»). Чаще всего употребляется в переносном значении: выдающегося человека, мастера можно узнать по результатам его деятельности: творения «говорят» за него, показывают его талант, искусность[16]. В литературе отмечалась взаимосвязь пушкинской характеристики «журнальный шут» с антиизмайловской эпиграммой Баратынского «К Гнедичу, который советовал сочинителю писать сатиры» (1822—1823). Поэт пошёл на этот шаг в качестве ответа на критические нападки в его адрес со стороны сотрудников «Благонамеренного», которые имели место на страницах журнала с 1822 года[18]. В эпиграмме среди прочего были следующие строчки: «Измайлов, например, знакомец давний мой, / В журнале плоский враль, ругатель площадной, / Совсем печатному домашний не подобен, Он милый хлебосол, он к дружеству способен…»[19]

По наблюдению Вацуро, так «или иначе Пушкин отсылал понимающего читателя к старой сатире на Измайлова и его сотрудников, ходившей в списках, наводя его на имя анонимного автора, — и, с другой стороны, как бы солидаризировался с кружком своих друзей в их недавней полемике с Измаиловым. И сам адресат его эпиграммы, без сомнения, должен был понять этот её второй план, ибо сатира Баратынского отнюдь не была секретом, и её знали в измайловском кружке»[20]. Проскурин придерживался точки зрения, что Пушкину были хорошо известны стихи Баратынского: «здесь и понятное для немногих (прежде всего для самого Баратынского) приветствие одного опального поэта другому, и знак того, что Пушкин выступает союзником Баратынского в литературной борьбе с кругом „Благонамеренного“, и исполненное тонкой комплиментарности указание на то, что послание Баратынского — это уже как бы классика, закрепившая за обитателями русского Парнаса устойчивые сатирические маски и способная генерировать цитатный фонд»[21].

Обмен критическими замечаниями между «Московским телеграфом» и «Благономеренным» продолжились и после пушкинских стихов. Полемика прекратилась после прекращения работы журнала Измайлова (октябрь 1826 года)[13]. 10 марта 1828 года в газете «Северная пчела» была напечатана анонимная эпиграмма «Послание к Великопольскому, сочинителю „Сатиры на игроков“» («Так элегическую лиру…»). Она сопровождалась примечанием издателя, к которому, как предполагается, мог приложить руку Пушкин, так как его содержание отсылает к его эпиграмме 1825 года: «Имени сочинителя сих стихов не подписываем: ex ungue leonem <по когтям льва (узнают) — лат.>. Изд.»[22].

Отсылка к сатирическим стихам Пушкина содержится в заключительном абзаце статьи Владимира Ленина «Заграничные группки и русские ликвидаторы»: «Напрасная надежда! Русские с.-д. рабочие настолько уже созрели, что сами будут, по большинству, решать судьбы своей организации, с презрением отметая интриги заграничных группок. В немецкой с.-д. печати очень часто пишут члены таких группок с точки зрения этих группок, но узнать „по ушам“ подобную публику совсем не трудно» («За Правду» № 46 от 28 ноября 1913 года)[23].

Примечания

[править | править код]
  1. 1 2 3 4 5 Вацуро, 1986, с. 17.
  2. 1 2 Пушкинская энциклопедия, 2020, с. 364—365.
  3. Вацуро, 1986, с. 16.
  4. 1 2 Пушкинская энциклопедия, 2020, с. 365.
  5. Пушкинская энциклопедия, 2020, с. 365—367.
  6. Пушкинская энциклопедия, 2020, с. 366—367.
  7. Проскурин, 2000, с. 266.
  8. Проскурин, 2000, с. 265.
  9. Пушкин, 1994, Примечания, с. 1106—1107.
  10. Проскурин, 2000, с. 269—270.
  11. 1 2 Проскурин, 2000, с. 273—275.
  12. Путеводитель по Пушкину, 1931, с. 148.
  13. 1 2 3 Жеребнов А. А. Полемика между журналами «Благонамеренный» и «Московский телеграф» в литературном контексте 1810-1820-х годов // Вестник РГГУ. Серия: Литературоведение. Языкознание. Культурология. — 2016. — Вып. 8 (17). — С. 42—44. — ISSN 2073-6355.
  14. Проскурин, 2000, с. 274—275.
  15. Проскурин, 2000, с. 281—282.
  16. 1 2 Серов, 2003, с. 402.
  17. Ашукин, Ашукина, 1955, с. 426.
  18. Проскурин, 2000, с. 283—282.
  19. Вацуро, 1986, с. 18.
  20. Вацуро, 1986, с. 18—19.
  21. Проскурин, 2000, с. 282—283.
  22. Пушкинская энциклопедия, 2020, с. 277—280.
  23. Нечкина, 1937, с. 105.

Литература

[править | править код]
  • Ашукин Н. С., Ашукина М. Г. Крылатые слова. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1955.
  • Вацуро В. Э. «Площадной шут» в пушкинской эпиграмме // Русская речь. — 1986. — Май—июнь (№ 3). — С. 16—20.
  • Нечкина, М. Ленин и Пушкин // Фронт науки и техники. — 1937. — № 1. — С. 101—109.
  • Проскурин, Олег. Литературные скандалы пушкинской эпохи. — М.: ОГИ, 2000. — 368 с. — (Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 6). — ISBN 5-900241-47-5.
  • Пушкин А. С. Полное собрание сочинений в шести томах. — М., Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1931. — Т. 6. Путеводитель по Пушкину. — 399 с.
  • Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 17 т. — М.: Воскресенье, 1994. — Т. 2 (кн. 2). — 1206 с. — ISBN 5-88528-057-8.
  • Пушкинская энциклопедия : Произведения. Вып. 4 : П—Р. — СПб.: Нестор-История, 2020. — 624 с. — ISBN 978-5-4469-1780-8.
  • Серов В. В. Крылатые слова: Энциклопедия. По когтям узнают льва // Крылатые слова: Энциклопедия. — М.: Локид-Пресс, 2003. — 831 с. — ISBN 5-320-00427-3.