Эта статья входит в число добротных статей

Ионыч (Nkudc)

Перейти к навигации Перейти к поиску
Ионыч
Чехов. Черновик рассказа «Ионыч». 1898
Чехов. Черновик рассказа «Ионыч». 1898
Жанр Рассказ
Автор А. П. Чехов
Язык оригинала русский
Дата написания 1898
Дата первой публикации 1898
Логотип Викитеки Текст произведения в Викитеке
Логотип Викицитатника Цитаты в Викицитатнике

«Ио́ныч» — рассказ Антона Павловича Чехова, написанный в 1898 году. Впервые опубликован в «Ежемесячных литературных приложениях» к журналу «Нива» (1898, № 9).

В 1966 году рассказ был экранизирован на киностудии «Ленфильм» и вышел под названием «В городе С.» (режиссёр — Иосиф Хейфиц).

Мелихово. Рабочий стол Чехова

В мае 1898 года, пройдя курс лечения на юге Франции, Чехов вернулся в Мелихово. Рассказ «Ионыч» был написан в перерывах между строительными заботами, открытием новой школы и приёмом гостей[1].

В своей записной книжке Чехов обозначил контур сюжета, в центре которого, по предварительным задумкам, была семья Филимоновых (в итоговой редакции фамилия изменена на Туркиных)[2]:

Он — чиновник, играет на сцене, поёт, показывает фокусы, острит («здравствуйте, пожалуйста»); она пишет либеральные повести, имитирует: «Я в вас влюблена… ах, увидит муж!» — это говорит она всем на свете при муже. Мальчик в передней: умри, несчастная! В первый раз, в самом деле, всё в этом скучном сером городе показалось забавно и талантливо.

Литературовед Зиновий Паперный, исследуя записные книжки Чехова, пришёл к выводу, что по мере создания рассказа авторский замысел видоизменялся: если изначально писатель хотел развенчать только семью Филимоновых, то в окончательном варианте тот мысленный вердикт, что доктор Старцев выносит Туркиным («если самые талантливые люди во всём городе так бездарны, то каков же должен быть город»), оборачивается приговором Ионыча самому себе[3].

В губернском городе С. семья Туркиных считалась такой же достопримечательностью, как библиотека, театр или клуб. Глава семьи, Иван Петрович, устраивал любительские спектакли. Его жена, Вера Иосифовна, писала романы и повести. Дочь, Екатерина Ивановна, имевшая домашнее прозвище Котик, играла на рояле. Даже лакей Павлуша обладал актёрским талантом.

Когда земский доктор Дмитрий Ионович Старцев поселился в Дялиже неподалёку от С., он был представлен Ивану Петровичу и приглашён в гости. Вечер, проведённый в доме Туркиных, прошёл душевно: пили чай, Вера Иосифовна читала вслух свой роман, начинавшийся словами «Мороз крепчал», Екатерина Ивановна музицировала. Все присутствовавшие восторгались игрой девушки, в том числе и Старцев, который «слушая, рисовал себе, как с высокой горы сыплются камни». Дмитрий Ионович покинул Туркиных в хорошем расположении духа и без всякой усталости прошёл пешком девять вёрст до дому.

Следующий визит Старцева в гостеприимный дом состоялся через много месяцев. Он заехал обследовать Веру Иосифовну, страдающую мигренями, и с тех пор стал наведываться к Туркиным при первой возможности. Его по-настоящему увлекла Екатерина Ивановна; они подолгу беседовали о литературе и искусстве; неделя, проведённая без Котика, казалась Дмитрию Ионовичу вечностью. В один из дней девушка назначила ему свидание на кладбище. Старцев понимал, что это шутка, но всё равно в полночь приехал к памятнику Деметти и долго бродил в одиночестве меж могил. Назавтра он сделал Екатерине Ивановне предложение и получил отказ: девушка объяснила, что жизнь в городе С. для неё невыносима, она хочет стать артисткой, посвятить себя искусству. Старцев переживал дня три, но потом узнал, что Котик уехала поступать в московскую консерваторию, и успокоился.

Через четыре года у Дмитрия Ионовича была уже большая практика; теперь он не ходил пешком, а ездил на тройке с бубенцами. Ему становится тяжелее выдерживать духовную неразвитость местного населения, а одним из развлечений становится перебирание по вечерам заработанных купюр, которые потом относит в общество взаимного кредита. Однажды ему принесли письмо-приглашение от Туркиных; в их доме Старцев встретил Екатерину Ивановну. Она призналась, что великой пианистки из неё не получилось, зато Старцев в её глазах остаётся «лучшим из людей». Всё было как прежде: пили чай, Вера Иосифовна читала очередной роман. Этот визит к Туркиным оказался для Дмитрия Ионовича последним; больше они не встречались.

Спустя несколько лет у раздобревшего, погрузневшего доктора Старцева появились два дома и имение. Он стал легко раздражаться, в том числе на пациентов. По вечерам Дмитрий Ионович ходил в клуб, ужинал в одиночестве, играл в винт. В жизни Туркиных ничего не изменилось: Иван Петрович был моложав и остроумен, Вера Иосифовна, как и раньше, писала романы. Постаревшую Екатерину Ивановну, которая по-прежнему музицировала, одолевали болезни, и она вместе с матерью ежегодно ездила лечиться в Крым.

Отзывы и рецензии

[править | править код]

Одним из первых на рассказ «Ионыч» откликнулся литературовед Дмитрий Овсянико-Куликовский, который, отдав должное «оригинальности и силе дарования Чехова», одновременно отмечал «рискованность приёмов», с помощью которых автор показывает, почему главный герой — человек с изначально возвышенными и благородными намерениями — не протестует против давящей среды, не вступает на борьбу с нею, а, напротив, постепенно врастает в неё[4].

Тему «обыденщины», которая засасывает лучших людей, превращая их в «заправских провинциальных обывателей», развил в своей книге «Очерки о Чехове» (1903) литературный критик Александр Сергеевич Глинка: по его мнению, тот «жизненный футляр», в который попал доктор Старцев, не оставил герою шансов для выбора[5]:

Старцев растворился без остатка в обывательщине, и раствор получился самый чистый. Типичность чеховской картины невольно наводит читателя на размышление, сколько ещё таких Ионычей выбрасывает лаборатория провинциальной российской обывательщины.

Достаточно жёсткую оценку «страдающе-ноющим интеллигентам господина Чехова» дал критик Евгений Александрович Ляцкий, который в рецензии журнала «Вестник Европы» назвал их «подлинными детищами „толстовско-катковской“ ложно-классической системы», не имеющими ни веры, ни идеалов. Сам рассказ показался критику растянутым и скучноватым; финал вызвал вопросы: радоваться ли за то, что Ионыч остался жить, или же сокрушаться из-за его судьбы? Кроме того, критик отметил недостаточную проработанность образов Ивана Петровича, Веры Иосифовны и их дочери, «личность» которой «намечена самыми общими штрихами»[6].

Из более поздних отзывов выделяются заметки Александра Солженицына; по мнению писателя, рассказ «Ионыч» — очень жизненный, с плотной динамикой. Характеризуя доктора Старцева как человека «с духовным ожирением», а Котика — как «самоуверенную провинциальную девицу», Солженицын задаётся вопросом: действительно ли автор не видел в России деятельных, толковых людей, или же это восприятие жизни возникло у Чехова под влиянием «вождей общества и предшествующих литераторов»? Особо выделяется эпизод, в котором доктор Старцев отправляется на кладбище[7]:

Но! — кладбище при луне, это отдельная поэма, высочайшего класса, своей яркостью и силой даже выпадает из этого унылого рассказа. Из лучших кусков чеховской прозы.

Эта же сцена произвела большое впечатление на писателя Руслана Киреева: по его мнению, в эпизоде несостоявшегося свидания Ионыча и Котика отразились переживания самого автора, знавшего о своей болезни, внутренне готовившегося к уходу и незадолго до этого побывавшего на русском кладбище в Ницце; поэтичность описаний не самоцельна — в них содержится «одно из самых главных откровений Чехова, объясняющее — вероятно, с наиболее возможной для него полнотой — его, сугубо чеховское, отношение к смерти»[8].

Художественные особенности

[править | править код]

Композиция

[править | править код]

Рассказ построен методом пунктира: сначала идёт знакомство с доктором Старцевым и Туркиными; затем автор повествует об ухаживаниях Ионыча за Котиком и посещении им кладбища; третья условная глава — это финал недолгой любовной истории; четвёртая часть — новый визит к Туркиным и очередная встреча с Екатериной Ивановной; наконец, в пятой короткой главке Чехов описывает жизнь героев такой, какой она «окончательно определилась ещё на несколько лет»[1].

Развивая сюжет, Чехов сохраняет ровный, сдержанный тон; ни один из героев не получает от автора каких бы то ни было оценок. В то же время за счёт повтора одних и тех же деталей писатель добивается «нарочитого сгущения красок»: это касается шуток Ивана Петровича; романов, читаемых гостям Верой Иосифовной; музицирования Котика; реплики лакея Павы, который, провожая визитёров, неизменно «становится в позу» и произносит: «Умри, несчастная!»[9].

Тот же повествовательный принцип (акцент на определённой детали) используется при разработке образа доктора Старцева. Эволюция героя показана через тонкости: сначала он ходит пешком, позже у него появляется пара лошадей, затем тройка с бубенцами и кучером Пантелеймоном; наконец, в финале Чехов рисует «внушительную картину», когда «кажется, что едет не человек, а языческий бог»[9].

Ионыч впервые посещает Туркиных праздничным весенним днём. Настроение молодого, доброжелательного, наивного земского врача приподнятое, и эта праздничность идёт изнутри, чувствуется в нём самом: герой упивается молодостью, весной, уютом в доме Туркиных и радостью от того, что после долгой работы ему, наконец, выпали часы отдыха[10].

Пора влюблённости молодого доктора опять-таки выпадает на праздничный день. В душе́ героя «переливаются и играют томление, желание уединиться с Екатериной Ивановной, трепетное ожидание свидания». В то же время в атмосфере праздника звучат лёгкие, еле уловимые нотки увядания: Чехов напоминает о приближении осени, о ранних сумерках. Вечером, бродя в клубе около столов, Дмитрий Иванович начинает терзаться сомнениями: «К чему поведёт этот роман? Что скажут товарищи, когда узнают?»; эта по-беликовски «опасливая оглядка» неожиданно пресекается меркантильными соображениями («А приданого они дадут, должно быть, немало»)[11].

Старцев, по утверждению Овсянико-Куликовского, вызывает неоднозначное впечатление: с одной стороны, он — «человек рутины», с другой — обладатель «просвещённого ума»[4]:

Одинокая, деловая жизнь, не согретая ни любовью, ни дружбою, без каких то ни было нравственных связей с людьми, жизнь очерствевшего и озлобленного эгоиста, целиком построенная на какой-нибудь низменной страсти, — вот жестокий удел таких натур, как Старцев.

Екатерина Ивановна, по мнению литературоведа В. А. Михельсона, относится к светлым образам рассказа. Своим страстным желанием убежать из города С., свободолюбивыми исканиями она напоминает сестёр Прозоровых. Если рассматривать её музицирование в контексте времени, то можно обнаружить, что она, вероятно, тяготела к творчеству раннего Метнера, Скрябина и Рахманинова — композиторам, которые были непонятны ни доктору Старцеву, ни родителям девушки[12].

Вернувшись домой после краха артистической карьеры, Екатерина Ивановна с теплотой вспоминает о Старцеве — человеке, которым она из-за юношеского эгоизма когда-то пренебрегла[13]:

Это уже не балованный Котик, а женщина, испившая «слёз из чаши бытия», если вспомнить наивный романс, который пел молодой Старцев. Но он уже не способен оценить происшедшей с Екатериной Ивановной перемены, расслышать и почувствовать драму, разыгравшуюся по соседству.

История несостоявшейся любви строится, по замечанию чеховеда Владимира Катаева, так же, как в «Евгении Онегине»: вокруг двух признаний. Отличие заключается в том, что «вначале он признается ей в любви и не встречает взаимности, а спустя несколько лет она, поняв, что лучшего человека в её жизни не было, говорит ему о своей любви — и с тем же отрицательным результатом». Ещё одно сравнение — с комедией «Горе от ума» — литературовед приводит, когда поясняет, что Дмитрий Ионович, подобно Чацкому, влюбился в девушку из другого круга; при этом их разделяет не духовный, а «материальный барьер». Получив отказ, Старцев не отправился, как Чацкий, по свету, а по инерции остался жить в Дялиже[14].

Ангел над усыпальницей Ф. Д, Котопули, известной также как могила Деметти, на Старом кладбище Таганрога. Именно здесь однажды в полночь доктор Старцев пришёл на встречу с Котиком.

Немало страниц в исследованиях посвящено образу города С. Так, драму доктора Старцева литературовед В. П. Рынкевич напрямую связывает с «тотальным провинциализмом, исполнившим до краёв жизнь уездной и губернской России». Эта тема является сквозной в творчестве Чехова: она прослеживается и в письмах, посвящённых родному Таганрогу, и в таких произведениях, как «Огни», «Моя жизнь», «Человеке в футляре», «Невеста». При этом, подчёркивает литературовед, Чехов ведёт речь не только о географическом, но и о духовном провинциализме — том, «от которого не убежишь на поезде»[15]:

Однако упрекать одну лишь среду в том, что она способствует перерождению личности, неправильно, убеждён Владимир Катаев. Духовный распад доктора Старцева связан со многими факторами: это и сила времени, и самопоглощённость, и неумение человека угадать то мгновение, которое «решает всю его дальнейшую судьбу»[14].

«Ионыч» — рассказ о том, как неимоверно трудно оставаться человеком, даже зная, каким ему следует быть. Рассказ о соотношении иллюзий и подлинной (страшной в своей обыденности) жизни, о реальных, не иллюзорных трудностях бытия.

Экранизация

[править | править код]

Примечания

[править | править код]
  1. 1 2 Бердников, 1974, с. 395.
  2. Чехов А. П. Собрание сочинений в восьми томах. — М.: Правда, 1970. — Т. 6. — С. 482. — (Библиотека «Огонёк»).
  3. Паперный З. С. Записные книжки Чехова. — М.: Советский писатель, 1976. — С. 52. — 389 с.
  4. 1 2 Овсянико-Куликовский Д. Н. Наши писатели // Журнал для всех. — 1899. — № 2/3. Архивировано 8 января 2015 года.
  5. Глинка А. С. Очерки о Чехове. — СПб., 1903. — С. 85—88. Архивировано 8 января 2015 года.
  6. Ляцкий Е. А. А. П. Чехов и его рассказы // Вестник Европы. — 1904. — № 1. — С. 138—140. Архивировано 8 января 2015 года.
  7. Солженицын А. И. Окунаясь в Чехова // Новый мир. — 1998. — № 10. Архивировано 8 января 2015 года.
  8. Киреев Р. Т. Из книги «Семь великих смертей» // Библиотека журнала «Новый мир». Архивировано 8 января 2015 года.
  9. 1 2 Бердников, 1974, с. 396—397.
  10. Турков, 1984, с. 354.
  11. Турков, 1984, с. 355.
  12. Михельсон В. А. О романах Веры Иосифовны, водевилях Ивана Петровича и пассажах Екатерины Ивановны Туркиных // Литературная учёба. — 1981. — № 5. — С. 189—198. Архивировано 8 января 2015 года.
  13. Турков, 1984, с. 356—357.
  14. 1 2 Катаев В. Б. Сложность простоты. Рассказы и пьесы Чехова. — М.: Издательство МГУ. — С. 13—22. — 112 с. — ISBN 5-211-04565-3. Архивировано 8 января 2015 года. Архивированная копия. Дата обращения: 8 января 2015. Архивировано 8 января 2015 года.
  15. Рынкевич В. П. Путешествие к домк с мезонином. — М.: Художественная литература, 1990. — С. 292—298. — 320 с. — ISBN 5-280-01039-1.

Литература

[править | править код]
  • Бердников Г. П. Чехов. — М.: Молодая гвардия, 1974. — 512 с. — (Жизнь замечательных людей).
  • Турков А. М. Чехов и его время // Русская литература XIX века / Азбукин А. Н., Коновалов В. Н.. — М.: Просвещение, 1984. — 399 с.