Зарубин, Иван Никифорович ({gjrQnu, Nfgu Untnskjkfnc)

Перейти к навигации Перейти к поиску
Иван Зарубин
Прозвище Чика
Псевдоним Иван Никифорович Чернышёв
Дата рождения 1736
Место рождения
Дата смерти 24 января (4 февраля) 1775
Место смерти
Принадлежность  Российская империя

Ива́н Ники́форович Зару́бин (1736, Яицкий городок — 24 января [4 февраля] 1775, Уфа, Оренбургская губерния), больше известный по прозвищу Чика — яицкий казак, участник Яицкого восстания 1772 года и Крестьянской войны 1773—1775 годов под предводительством Емельяна Пугачёва. Стойкий защитник казачьих прав[1]. Племянник походного атамана И. Ульянова. С декабря 1774 года по март 1775 года под именем «графа Чернышёва» руководил осадой Уфы и в целом боевыми действиями в Башкортостане, Прикамье, на Урале и в Западной Сибири.

Биография[править | править код]

Зарубин на Узенях[править | править код]

Будучи одним из зачинщиков Яицкого восстания 1772 года, после Ембулатовской катастрофы сумел избежать жестокого наказания — и в июле 1772-го, вместе с двоюродным братом Ильёй Ульяновым (сыном вышеупомянутого[какого?] Яицкого походного атамана), укрылся в дальних степных хуторах, за пределами Земли Яицкого войска — «на Узенях» (в бассейне «рек внутреннего стока» Большой Узень и Малый Узень). Зарубину также удалось спасти одно из войсковых знамён. «Оно нам ещё изгодится!» — пророчески сказал Чика-Зарубин перед отъездом на Узени, где ему предстояло прожить в безвестности несколько месяцев, перебираясь с хутора на хутор…

Встреча Зарубина с Пугачёвым[править | править код]

Ивану Зарубину могли бы предстоять долгие безвестные скитания, если бы судьба не свела его с другим безвестным скитальцем — самозванцем Лже-Петром III[1]. Обстоятельства встречи Зарубина с Пугачёвым весьма подробно изложены в протоколе показаний сотника Т. Г. Мясникова на допросе в Оренбургской секретной комиссии (9 мая 1774 года).

Где-то в августе 1773 года нелегально вернулся в родной Яицкий городок и заявился к своему приятелю и прежнему соратнику Мясникову. «Давай, съездим на Таловый умёт, на сайгаков поохотимся!» — неожиданно предложил Чика. Догадываясь, что не в сайгаках, конечно же, дело, — Мясников согласился… Едва они выехали из города, Чика неожиданно сказал: «Поедем со мною, Тимофей, посмотрим проявившегося Государя Петра Фёдоровича!.. Я слышал, что он здесь, на Таловой». Видимо, этот слух (правдивый лишь отчасти) и привёл беглеца Зарубина в родной город… К вечеру друзья добрались до Талового умёта. Там они встретили «каких-то двух мужиков». Подъехав к мужикам, Чика о чём-то тихо переговорил с одним из них. А потом Чика, вернувшись к Мясникову, сказал: «Нет его теперь здесь, он отлучился куда-то и будет сюда завтре рано». А незнакомец подтвердил: «Вы ночуйте здесь. Он завтре сюда будет, и вы его увидите!»… Поутру 28 августа 1773 г. тот же незнакомой мужик, придя к ним, сказал: «Государь ещё не бывал, подождите, он скоро будет». Решив, что «Государь», может быть, ещё нескоро возвратится, Мясников и Зарубин поехали вдоль речки Таловой, чтобы, и в самом деле, немножко пострелять сайгаков. Однако, проехав с версту, они увидели на другой стороне речки едущих в телеге яицких казаков Д. Караваева и М. Шигаева. Караваев сидел верхом, а Шигаев был в телеге… Подъехав на близкое расстояние, Мясников с Зарубиным увидели, что те двое остановились и стали выпрягать лошадь. Когда ж они с подъехали вплотную, то увидели уже одного Караваева, а Шигаев скрылся в кустах…

«Зачем вы сюда приехали?» — спросил Чика Караваева. На что Караваев ответил: «Я приехал сайгаков стрелять, да теперь холодно, так остановился, подожду пока солнце взойдёт повыше и будет потепляе». Тогда Мясников с Чикой спросили: «Да с кем же ты сюда приехал? Мы тебя видели сам-друг!» Караваев, ехидно, улыбнувшись, ответил: «Со мною ехал один казылбашенин[2], да он пошёл сайгаков стрелять, а я здесь остался отдохнуть…» Тогда Чика крикнул Караваеву: «Полно от нас таиться! Ведь мы знаем, зачем вы сюда приехали!» Караваев спросил: «Да зачем же, ты думаешь?» — на что Чика сказал: «Полно, брат, лукавить-то, ведь вы приехали сюда не сайгаков стрелять, а смотреть Государя Петра Фёдоровича, который, слышно, живёт здесь». Тогда Караваев ответил: «Полно врать-то! Мы этого и не слыхивали, и не знаем». Но Зарубин продолжал настаивать: «Да полно уж от меня таиться! Ведь я знаю, мне всё сказано!». Только тогда Караваев счёл за лучшее признаться Чике: «Ну, ин это правда, что за тем. Только ты помолчи!». Тогда и Чика открыл сваи намерения: «Мы и сами за тем же сюда приехали». А Караваев честно ответил: «Да его здесь нету, погодите немного»… Караваев удалился. Прошло около часу. Появился тот же местный мужик — и объявил: «Государь приехал и теперь сидит с казаками» (имея в виду Караваева и Шигаева). Однако, когда Мясников, с Чикою прибыли в условное место, «где мужик им указывал», — то обнаружили там только одного Караваева. Когда же Чика стал спрашивать: «Да где ж Государь-то? Нам сказали, что он у вас». А Караваев сказал: «Нет его здесь, поди спроси его на умёте». Куда Чика и съездил, но вскоре вернулся. «Что вы таитесь меня и его не показываете? Ведь я за тем сюда приехал, чтоб его видеть, и так я рад его дожидаться до самой ночи, и отсюда не поеду, пока не увижу!» — жёстко сказал Караваеву Чика. «Слезь-ка с лошади да перекрестись пред образом, чтоб никому об этом не сказывать! А без того я тебе мало верю!» — ответствовал осторожный и осмотрительный, но, по всей видимости, глубоко-набожный Денис Караваев. Тогда и Чика, и Мясников слезли с лошадей и сотворили пред святым образом клятву, что сие пребудет от них в тайне. И тут же на голос Караваева, которой крикнул: «Выходите из оврагу!», появился Шигаев, а с ним неизвестный в шерстяном армяке, в сапогах и в шляпе. От весьма наблюдательного Тимофея Мясникова не укрылось, что этот «неведомо какой человек» был «похож на казака», — но тогда ни Мясников, ни Зарубин (если Мясников поделился с ним своими впечатлениями) не придали этому значения…

Неизвестный, поравнявшись с ними, снял шляпу, поклонился, и торжественно произнёс: «Здравствуйте, господа казаки войска Яицкаго!»[3] А затем продолжил: «Ну, господа казаки, вы пришли сюда и хотите видеть Государя Петра Фёдоровича? Так я самой тот, кого вы ищете и теперь своими глазами видите! Я по ненависти бояр лишён был царства и долго странствовал. А теперь хочу по-прежнему вступить на Престол и за тем к вам пришёл. Примете ли вы меня к себе и возьмёте ли на свои руки?» Тогда Караваев спросил: «Цари, я слыхал, имеют на себе царские знаки. Так, буде ты — царь, то покажи нам их!» Незнакомец, недолго думая, разрезал ножом ворот своей рубахи, показал им пятна груди[4] — и самоуверенно сказал: «Вот, смотрите, ведь у вас таких знаков нет. Не сумневайтесь об этом, я есть подлинно государь Пётр Третий!» После чего продолжал: «Ну, теперь вы видите меня. Так хотите ли взять под своё сохранение? Вы — люди обиженные и разорённые, так я за вас вступлюсь. А вы — меня не оставьте и вступитесь! А до времени никому из ваших „послушных казаков“[5] не сказывайте!». И тогда Караваев, по воспоминаниям Мясникова, сказал Зарубину: «Ты, Чика, знаешь все урочища безопасные, так возьми Государя сохрани!». Чика взялся. И сохранил: «с крайним рачением укрыл его от поимки, когда за самозванцем выслана была из города сыскная команда…» — как сказано в Сентенции о наказаниях от 10 января 1775 года.

Военная карьера[править | править код]

Зарубин, Шигаев, Мясников, Караваев и Кожевников регулярно навещали Пугачёва, к тому моменту укрывшегося на постоялом дворе отставного солдата С. М. Оболяева. Казаки-заговорщики обсуждали планы нового вооружённого выступления на Яике. 31 августа Пугачёв, сочтя, что у Оболяева небезопасно, переехал на хутор казака Кожевникова. Сюда-то Зарубин и другие казаки привезли 12 старых войсковых знамён, которые тайно сберегались с 1772 года. Теперь им предстояло сыграть свою роль в жестокой гражданской войне…

С первых дней восстания[6], начавшегося 17 сентября 1773 года, Зарубин находился в числе ближайших советников Пугачёва. Когда из Яицкого городка прискакал на постоялый двор гонец, передавший, что коменданту правительственного гарнизона стало известно о месте укрытия «государя» и на его розыски выслана команда, — казаки свернули лагерь и выехали к хутору казака Толкачёва. В пути Пугачёв поручил Чике-Зарубину собрать на Толкачёвский хутор всех единомышленников, а юному Ивану Почиталину — подумать над текстом царского указа к Яицкому войску: «Ну как народ сойдётца, а нас письменнова ничего нету, штоб могли народу объявить».

Иван Почиталин хорошо знал предания из истории Яицкого войска, в том числе и о погибшей в пожаре грамоте царя Михаила Фёдоровича, в которой казакам была жалована «река Яик с вершины до устья». Присутствуя в доме отца при беседах казаков «Войсковой партии», Иван прекрасно представлял себе, о каких старинных вольностях, отнятых правительством, были все их чаяния. Из этих положений и сложился текст первого указа «амператора Петра Федаравича». На хуторе Толкачёва Почиталин зачитал его прибывшим туда с окрестных хуторов и форпостов казакам. Как вспоминал Пугачёв после ареста: при чтении «все люди были тогда в великом молчании и слушали, как он приметить мог, весьма прилежно». Пугачёв обратился к собравшимся: «Хорошо ль? И вы слышали ль?», услышав в ответ всеобщие крики: «Хорошо! И мы слышали и служить тебе готовы!»

После чего отряд во главе с Пугачёвым, под старинными знамёнами, сохранёнными Чикой-Зарубиным и другими повстанцами, двинулся в сторону Яицкого городка. Во всех попутных казачьих селениях Почиталин зачитывал указ с неизменным всеобщим одобрением: в результате, при подходе к Яицкому городку 18 сентября численность отряда достигла 300 человек. Навстречу восставшим из города вышел сводный отряд из казаков, под командой старшины Акутина, и гренадер правительственного гарнизона, под командой капитана А. П. Крылова. Посланный от Пугачёва казак передал список указа Акутину, с требованием прочесть его казакам. Акутин отказался, заявив, что считает государыней Екатерину, а список отдал Крылову, который прочёл его молча и спрятал в карман со словами: «Пропали вы, войско Яицкое!»

Зарубин вошёл в «Тайную думу» самозванца, занимал командные посты в повстанческом войске, участвовал во взятии яицких крепостей и в боях под осаждённым Оренбургом. Вместе с походным атаманом А. А. Овчинниковым, Чика-Зарубин возглавлял сводный отряд, который в боях 7-9 ноября у деревни Юзеевой, под Оренбургом, нанёс поражение карательному корпусу генерала В. А. Кара. После чего Кар сдал командование корпусом генерал-майору Фрейману и уехал в Москву[7].

В самом начале декабря 1773 года Зарубин был послан в Уфимский уезд, на Воскресенский медеплавильный завод, для организации производства пушек и снарядов[8]. Сопровождали Зарубина вышеупомянутый Илья Ульянов и Яков Антипов. Дело стало быстро налаживаться: «заводские зачали уже лить чугунныя пушки». Однако, Зарубину удалось пробыть на Воскресенском заводе не больше недели…

В начале декабря — то ли из конспиративных, то ли из пропагандистских соображений — Пугачёв пожаловал хранителю войскового знамени титул «графа Чернышёва». После чего 14 декабря отправил Зарубина с Воскресенского завода под Уфу[9], для руководства находившимися там отрядами восставших. Иван Никифорович Зарубин незамедлительно покинул Воскресенский завод — чтобы появиться под Уфой в новом качестве «Ивана Никифоровича Чернышёва»[10]. Объединив разрозненные отряды (состоявшие из русских крестьян, казаков, башкир, татар, марийцев) в 12-тысячную армию, Зарубин-Чернышёв приступил к осаде Уфы, обороняемой гарнизоном и ополчением из отставных военных, местных казаков, дворян и посадских людей. По его инициативе, в селе Чесноковке, под Уфой, был сформирован штаб, осуществлявший руководство повстанческим движением на Среднем Урале, в Прикамье и Зауралье, дополнявший собою деятельность главной ставки Пугачёва, находившейся в Бердской слободе, под Оренбургом[1].

В январе 1774 года в подчинение Чики-Зарубина вошли атаманы и полковники, державшие, со своими отрядами, в блокаде Кунгур[11]: И. С. Кузнецов, Салават Юлаев, Бахтияр Канкаев, Ильчигул Иткулов, М. Е. Мальцев и мещеряк Канзафар Усаев. В том же месяце атаманы И. Н. Белобородов и Усаев предприняли поход к Екатеринбургу. В конце января Зарубин приказал атаману Кузнецову вызвать Канзафара Усаева под Кунгур — и арестовать:

  • за неисполнение приказов,
  • за присвоение трофейного имущества
  • и за беспричинную казнь коменданта Ачитской крепости капитана В. Воинова.

После чего Чика-Зарубин отправил Канзафара на суд к Пугачёву. Доставленный под конвоем и в цепях в Бердскую слободу, тот предстал перед Пугачёвым, повинился в своих проступках и был помилован. Самозванец вновь отправил Усаева под начало Белобородова…

Несмотря на неудачи под Уфой, авторитет и власть «графа Чернышёва» вскоре были признаны на огромной территории, переданной Пугачёвым в ведение Зарубина и Чесноковского штаба. В начале января 1774 г. с захваченного восставшими Ижевского завода в Чесноковку были отправлены заводская казна и отряд заводских людей численностью до 1700 человек. Прибыли в Чесноковку и контингенты с Воткинского завода. Зарубину адресуются боевые донесения о действиях повстанческих отрядов в Казанском крае и в Пермской провинции, из-под Челябинска и со всех четырёх дорог Башкортостана[12]. Распоряжениями Зарубина в далёкой от Чесноковки Казанской губернии назначаются атаманы и есаулы. Именно в Чесноковке получил чин полковника действовавший под Осой и Верхними Муллами Абдей Абдуллов. Весть о представителе «царя Петра III» на Урале дошла до Сибирских пределов…

8 февраля 1774 года атаман Грязнов, посланный Зарубиным под Челябинск, с большим трудом сумел взять эту крепость… Между тем, затянувшаяся борьба за Уфу не увенчалась успехом. В ходе четырёхмесячной осады, отряды Зарубина не раз штурмовали её, врывались в предместья, но не смогли сломить сопротивления осаждённых. Тем временем к Уфе приблизился подошедший с запада карательный корпус И. И. Михельсона, который 24 марта 1774 года атаковал Зарубинские отряды. Накануне к Зарубину-Чике в Чесноковку заехал Канзафар, следовавший на северо-восток, к Белобородову. И личным врагам пришлось сражаться плечом к плечу!.. Более четырёх часов зарубинцы отчаянно оборонялись, не раз бросались в контратаки, но не смогли устоять против фронтального и фланговых ударов, — и ретировались, оставив на поле боя до 500 человек убитыми, все пушки, а в ходе отступления потеряв до 7 тысяч человек пленными[13].

Пленение и казнь[править | править код]

Сам Зарубин, после разгрома под Чесноковкой, вместе со своими ближними соратниками (И. И. Ульяновым, И. В. Губановым, С. П. Толкачёвым) и ещё 20-ю казаками, бежал в крепость Табынск[14]. Где удача уже окончательно изменила ему. Здесь 26 марта Зарубин, Ульянов, Губанов и Толкачёв были схвачены табынскими казаками, взявшими сторону правительственных войск. Через 2 или 3 дня была сделана попытка освободить Зарубина и его товарищей. Из рапорта полковника Михельсона от 30 марта 1774 года следует, что один из повстанческих атаманов[15] попытался освободить пленных: «он возмущал иноверцов, чтобы отбить называемого графа Чернышёва с его сообщниками». И как указывалось в официальных документах, он бы освободил зарубинцев, «когда б не поспешила посланная команда». Вышеупомянутый анонимный атаман был схвачен и по приказу Михельсона повешен[16].

Следствие над Чикой-Зарубиным вели в Уфе, затем в Казани. Всё это время на допросах он держался с несгибаемым упорством и мужеством. Чику обвиняли в том, что он «при самом начале бунта злодея паче всех в самозванстве утвердил, многим другим соблазнительный пример подал». Возглавлявший следствие П. С. Потёмкин доносил Екатерине II, что ему так и не удалось склонить Зарубина к раскаянию и добиться от него откровенных показаний. На требование Потёмкина признать свою вину, Зарубин ответил, что все его помыслы и деяния «есть истинное служение Отечеству», направленное на защиту «нещастного Государя».

В ноябре 1774 года Зарубин, как и ближайшие соратники Пугачёва — Перфильев, Шигаев, Подуров и Торнов — был отконвоирован в Москву — в Тайную экспедицию, где производилось «генеральное следствие». Но и здесь, как и во время допросов в Казани, Зарубин, несмотря на жесточайшие пытки, проявил большое личное мужество. Он отказывался отвечать на вопросы Шешковского, лично ведшего следствие.

По приговору от 9 (20) января 1775 года Зарубин был осуждён на смертную казнь в Уфе — «как в главном из тех мест, где все его богомерзкие дела производимы были». Но перед этим Чика-Зарубин принуждён был лицезреть на Болотной площади Садовнического острова казнь своих соратников; казнь самозванца, которому он вверил свою судьбу.

Далее Зарубина перевезли в Уфу, которую он безуспешно осаждал 10 месяцев тому назад.

24 января (4 февраля) 1775 года Иван Чика-Зарубин был обезглавлен в Уфе, самым последним из всех предводителей восстания, приговорённых к казни.

Голову славного «горыныча» палач насадил на кол, тело было сожжено.

Посмертная репутация[править | править код]

В Сентенции о наказаниях от 10 января 1775 года навязчиво подчёркивается, что Чика-Зарубин

чинил многие смертоубийства верным рабам Ея Императорского Величества.

А. С. Пушкин в «Истории Пугачёвского бунта» характеризует Чику как «человека хитрого и свирепого». Современный историк Н. Ф. Шахмагонов идёт ещё дальше, утверждая, что Чика «отличался особой жестокостью, звероподобностью»!.

Однако, науке неизвестны прецеденты причастности Ивана Зарубина к каким бы то ни было военным преступлениям. Совершались ли вообще таковые преступления пугачёвцами на территории вверенного Чике Уфимского уезда? — достоверный сведений об этом нет. Хотя по другим охваченным восстанием регионам имеются подробные списки убитых. Согласно подсчётам М. И. Девлеткамова, в Пензенском уезде (где Чика-Зарубин никогда не бывал) приняли смерть от рук повстанцев 169 мужчин (из них — 97 штатских, в том числе несовершеннолетних) и 105 женщин (почти все они — дворянки, жёны и дочери офицеров правительственной армии). А вот данные по Пермскому уезду (где Чика-Зарубин оперировал наряду с другими командирами): от рук пугачёвцев здесь погибли 56 мужчин и всего одна женщина[1]!

Выше упоминался конфликт Ивана Зарубина с Канзафаром Усаевым — в связи с санкционированной последним казнью пленного коменданта Ачитской крепости. Таким образом, имеются некоторые основания для того, чтобы видеть в Зарубине «гуманного и справедливого полководца»[1].

Комментарии[править | править код]

  1. 1 2 3 4 5 Девлеткамов М. И. Вехи борьбы за Яик // Ракурс. — 2004. — № 2.
  2. Азербайджанец из этноконфессиональной общности кызылбашей (буквально: „красноголовых“).
  3. Мясников про себя отметил, что наречие незнакомца было малороссийским. Впоследствии Екатерина II также считала, исходя из каких-то не дошедших до нас сведений, донского казака Пугачёва — человеком породы малороссийской. Вероятно, предки его были днепровскими казаками, эмигрировавшими на Дон в XVI или XVII столетии.
  4. Это были пятна от золотухи!
  5. В то время „послушными казаками“ на Яике именовались старшины-соглашатели, раболепствовавшие перед Екатериной II. При поддержке царской администрации, они стремились утвердить наследственную власть на Яике (перешагнув через старинные основы казачьего самоуправления!) и своекорыстно захватить в свои руки распределение войсковых доходов. Синоним: „Партия старшинской руки“ (в противоположность „Партии войсковой руки“, поднявшей Яицкое восстание 1772 года).
  6. Которое вошло в историю как Пугачёвское, — хотя сами повстанцы не называли и не могли его так называть.
  7. За это указом от 1 декабря 1773 года Кар был отправлен в отставку, с запретом проживания в столицах.
  8. Новости | Известия. Дата обращения: 19 августа 2009. Архивировано из оригинала 13 мая 2012 года.
  9. Пугачёв прислал Чике из Берды «Высочайшее повеление» прибыть под Уфу.
  10. В народном сознании Чика зачастую ассоциировался с графом Захаром Григорьевичем Чернышёвым, героем Семилетней войны. Который, со своей стороны, сохранил верность Екатерине II. На момент восстания Захар Григорьевич находился в Белоруссии.
  11. Пугачёвцы не раз штурмовали этот город, но взять не смогли.
  12. Башкирия вплоть до конца XVIII в. делилась на четыре административные единицы, которые назывались дорогами. Западная часть Башкирии называлась Казанской дорогой, центральная и южная часть — Ногайской, восточная часть — Сибирской; территория, тянувшаяся узкой полосой к северу от города Уфы, — Осинской дорогой.
  13. Среди которых оказался и Канзафар, вскоре, впрочем, сподобившийся бежать из плена.
  14. По утверждению Н. Ф. Дубровина, Зарубин ещё за несколько дней до разгрома отправил в Табынск казну и часть провианта. См.: Дубровин Н. Ф. Пугачёв и его сообщники. Эпизод из истории царствования Императрицы Екатерины II. — СПб.: тип. Н. И. Скороходова, 1884. — Т. 3. — 416 с.
  15. Имя его в документе не указано.
  16. В июне 1774 г. башкиры отомстили табынским казакам, атаковав и предав огню предместье Табынска. См.: Дубровин Н. Ф. Пугачёв и его сообщники. Эпизод из истории царствования Императрицы Екатерины II. — СПб.: тип. Н. И. Скороходова, 1884. — Т. 3. — 416 с.

Библиография[править | править код]