Коллаборационизм в Великой Отечественной войне (TkllgQkjgenkun[b f Fylntkw Kmycyvmfyuukw fkwuy)

Перейти к навигации Перейти к поиску
Нарукавные знаки некоторых антисоветских коллаборационистских формирований[комм. 1]

Коллаборационизм в Великой Отечественной войне (также советский коллаборационизм[12][13][14][15]) — оказание помощи в форме сотрудничества[комм. 2] или пособничества[комм. 3] находившимся в состоянии войны с СССР государствам — нацистской Германии и её союзникам, осуществлявшееся советскими гражданами с целью причинения ущерба СССР, его суверенитету, безопасности и целостности. К коллаборационистам в контексте Великой Отечественной войны также относят лиц, принадлежавших к коренным народам СССР либо имевших отношение к Российскому государству в прошлом, например, белоэмигрантов.

Исследователи выделяют различные виды коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны, в том числе военный, административный, экономический. Советский коллаборационизм носил как вынужденный, так и добровольный характер: если в первом случае советские граждане шли на сотрудничество с противником вследствие сложившихся обстоятельств, желая сохранить свою жизнь и жизнь своих близких, спастись от тяжёлых условий плена или оккупации, то во втором случае речь, как правило, шла об осознанном, зачастую идеологически обоснованном желании помочь Германии и её союзникам в борьбе с советской властью. Коллаборационисты также позиционировались в качестве своего рода некоей «третьей силы», направленной как против СССР, так и против Третьего рейха.

Исторический контекст

[править | править код]
Советские военнослужащие в немецком плену, 1942 год

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война: войска нацистской Германии и её европейских союзников в нарушение пакта Молотова — Риббентропа вторглись на территорию СССР[19]. Мощный удар сил противника, характеризовавшийся быстрым продвижением его танковых и моторизованных соединений, нарушил управление войсками Красной армии, которые в ходе тяжёлых боёв были вынуждены отступать всё дальше и дальше от государственной границы[19].

В планы руководства нацистской Германии входило разделение оккупированной территории СССР на несколько частей, что предполагало создание ряда рейхскомиссариатов, в частности, Остланд (также Балтенланд), Украина и Россия (также Московия)[20]. 16 июля 1941 года в главной ставке Гитлера были приняты ключевые решения о разделе восточноевропейских территорий: рейхсминистром оккупированных восточных территорий был назначен А. Розенберг[21], рейхскомиссариат Остланд (Балтенланд) возглавил Г. Лозе, рейхскомиссариат Украина — Э. Кох, рейхскомиссариат Россия — З. Каше[22]. С 1940 года по приказу рейхсфюрера СС Г. Гиммлера также разрабатывался генеральный план «Ост», содержавший положения о колонизации восточных территорий и «расширении жизненного пространства» народа Германии; летом 1941 года к процессу разработки плана присоединилось и только что созданное министерство Розенберга[23].

К началу декабря 1941 года нацистской Германии удалось захватить 8,7 % территории СССР в его предвоенных границах[24] (всего за годы войны — до 10 %[25]). Оккупирована была Белоруссия, Латвия, Литва, Молдавия, Украина, Эстония и ряд регионов (западные и юго-западные области) РСФСР[26][24]; к началу войны на указанных территориях проживало около 45 % населения СССР (согласно различным данным, 84,9 либо 88 миллионов человек)[24]. Оккупационный режим сохранялся в северо-западных районах РСФСР более трёх лет, центральная часть республики — в течение почти двух лет[26]. К началу 1944 года оккупированными продолжали оставаться прибалтийские республики, Карелия, значительная часть Белоруссии, Украины, Ленинградской и Калининской областей РСФСР, а также Молдавия и Крым[19]. Полностью освобождена от нацистской оккупации территория СССР была лишь во второй половине 1944 года[27].

Начальный этап войны был ознаменован попаданием в плен противника сотен тысяч советских солдат и офицеров[28]. В июне—сентябре 1941 года пропавшими без вести и пленными числились 1 699 099 человек[29]. Согласно немецким данным, к 1 декабря 1941 года в плен было взято 3,8 миллиона советских военнослужащих (по другим данным — 3,35 миллиона[комм. 4]), к 19 февраля 1942 года — 3,9 миллиона, а к концу войны (по состоянию на 1 февраля 1945 года) — около 5,7 миллиона[31][32]. 16 августа 1941 года Ставкой Верховного Главнокомандования был издан приказ № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия», вводивший ответственность для военнослужащих за сдачу в плен без сопротивления[комм. 5].

Сущность явления. Терминология

[править | править код]
Парад Гвардейской бригады РОА в Пскове, 22 июня 1943 года. На переднем плане — полковник И. К. Сахаров (в центре) с офицерами; бело-сине-красное знамя позади несёт капитан Г. П. Ламсдорф[34]

Понятие «коллаборационизм» (от фр. collaboration — «со­труд­ни­че­ст­во»), обозначающее добровольное сотрудничество граждан оккупированной страны с противником во вред своему государству в ходе войны либо вооружённого конфликта, имеет французское происхождение и возникло в период наполеоновских войн[35]. В период Второй мировой войны под коллаборационизмом изначально понималось сотрудничество французских граждан с нацистской Германией, оккупировавшей Францию в 1940 году и установившей в ней марионеточный режим, более известный как «режим Виши»[18][35]. «Как известно, впервые это понятие употребил (вовсе не в отрицательном смысле) маршал Анри Петэн», — указывают исследовали Д. А. Жуков и И. И. Ковтун[18]. После поражения стран «оси» во Второй мировой войне понятие приобрело негативные коннотации и получил широкое распространение в западной историографии для обозначения различных сил, структур и лиц, сотрудничавших с нацизмом[18]; так, термин «коллаборационизм» использовался в отношении государств Европы и Азии (Бельгия, Нидерланды, Норвегия, Китай), оккупированных Германией и её союзниками, а также в отношении формирований этих государств, находившихся под контролем или в составе оккупационных вооружённых сил[35].

Доктор исторически наук, профессор С. Г. Осьмачко характеризует коллаборационизм в Великой Отечественной войне («советский коллаборационизм») как «коллаборационизм советских граждан на оккупированных территориях в годы Великой Отечественной войны»[12]. Говоря о коллаборационизме в годы Великой Отечественной войны и опираясь не только на научно-исторический, но и на юридический подход, доктор исторических наук Ф. Л. Синицын, выделяет объективную сторону коллаборационизма как преступного деяния, которую, по его мнению, составляет «действие, направленное на причинение государству, которое находится с Советским Союзом в состоянии войны или вооружённого конфликта, совершённое на территории, неподконтрольной властям СССР»; в качестве объекта коллаборационизма как преступного посягательства Синицын рассматривает суверенитет, безопасность и целостность СССР[17].

В ряде источников к категории коллаборационистов в контексте Великой Отечественной войны относят лиц, не проживавших в СССР и не имевших советского гражданства[35][36], однако, по мнению Ф. Л. Синицына, в данном случае коллаборационистами следует считать только граждан СССР[37]. «Неправомерным является признание коллаборационистом человека только по факту принадлежности к одному из коренных народов Советского Союза (русские, украинцы, белорусы, казахи, татары и др.) или лица, имевшего, отношение к Российскому государству в прошлом (например, белоэмигранта)», — подчёркивает Синицын[37]. Также, по мнению учёного, с точки зрения советского законодательства коллаборационистами не могут считаться апатриды, лица, имевшие в СССР вид на жительства или статус беженца либо статус перемещённого лица[37].

В СССР при обозначении коллаборационистов использовались понятия «предатели», «изменники Родины», «пособники врага», которые Д. А. Жуков и И. И. Ковтун характеризуют как экспрессивно окрашенные[16][18][38]. По мнению Ф. Л. Синицына, термины «предатель» и «изменник» представляются неподходящими, так как применяются и в условиях мирного времени[39]. Как выражавшееся в различных формах сотрудничество жителей СССР с нацистским оккупационным режимом рассматривает коллаборационизм в Великой Отечественной войне доктор исторических наук, профессор Б. Н. Ковалёв[16][40]. Тем не менее, не следует рассматривать понятия «коллаборационизм» и «сотрудничество» как синонимичные, полагает Ф. Л. Синицын, так как коллаборационизм может проявляться в одностороннем оказании помощи врагу[17]. Также, по мнению учёного, термин «сотрудничество» «не отражает морально-политическую глубину» умышленного, причиняющего ущерб взаимодействия с врагом страны в военное время[39]. Д. А. Жуков и И. И. Ковтун, в целом соглашающиеся с позицией Синицына, указывают, что «наиболее точной калькой» понятия коллаборационизм является эвфемизм «пособничество»[41]. Как пишет израильский историк Арон Шнеер, в СССР научные исследования на тему сотрудничества советских граждан с оккупантами были запрещены, поскольку подрывали миф о единстве советского народа и могли давать публичную информацию о причинах сотрудничества[42].

Виды коллаборационизма в Великой Отечественной войне

[править | править код]

Доктор исторических наук, профессор М. И. Семиряга писал о проявлении в рамках каждой войны бытового коллаборационизма либо более серьёзных форм — административного, экономического и военно-политического коллаборационизма[43]. В монографии «Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944» (2004) Б. Н. Ковалёв выделяет административный, экономический, культурный, духовный, национальный и военно-политический коллаборационизм[44], а в своей работе «Коллаборационизм в России в 1941—1945 гг.: типы и формы» (2009) — военный, административный, идеологический, экономический, интеллектуальный, духовный, национальный, детский и половой[45][46]. Также Ковалёвым используется понятие «гражданский коллаборационизм»[45].

С. Г. Осьмачко соглашается с тезисом, что классификация Ковалёва, изложенная им в монографии «Коллаборационизм в России в 1941—1945 гг.: типы и формы», не является бесспорной: по мнению учёного, не следует особо выделять национальный коллаборационизм, поскольку различные действия тех или иных национальных групп вполне соотносятся с военными, экономическими, политическими и прочими его разновидностями[46]. Выделение детского коллаборационизма представляется Осьмачко непонятной, привлечение детей к диверсионной деятельности против советских войск он характеризует как разновидность военного коллаборационизма[46]. «Неудобным и бессмысленным» считает учёный сведение проблемы сожительства советских женщин с немецкими военнослужащими к патриотическому поведению в рамках полового коллаборационизма[46]. Интеллектуальный, духовный и идеологический виды коллаборационизма, согласно точке зрения Осьмачко, легко вписывается в содержание политической разновидности этого феномена[46].

В разные годы Б. Н. Ковалёв, С. Г. Осьмачко, М. И. Семиряга и другие историки обращались к проблеме добровольного и вынужденного коллаборационизма. Осьмачко, опираясь на мотивацию коллаборационистов как основание для классификации, предлагает различать «коллаборационизм-преступление» и «коллаборационизм-сотрудничество»[47]. По мнению исследователя добровольный коллаборационизм характеризовался сознательным сотрудничеством с противником, ненавистью к советской власти, национальным сепаратизмом, вооружённой борьбой против СССР, участием в карательных акциях, разрушении культурных объектов и т. д.; признаками вынужденного коллаборационизма являлись вынужденное сотрудничество, стремление к выживанию, принуждение, внедрение оккупационными властями «нового порядка», а также экономическое и административно-политическое участие в процессе установления нового режима[47].

По мнению М. И. Семиряги, не все виды коллаборационизма можно квалифицировать как измену Родине, за исключением военно-политического коллаборационизма[комм. 6]. О том, что коллаборационизм неоднороден и не любое сотрудничество с противником следует называть изменой или предательством, писал в своей монографии «Коллаборационизм в России в 1941—1945 гг.: типы и формы» и Б. Н. Ковалёв[50]. «Люди, осознанно и добровольно перешедшие на сторону врага и с оружием в руках, или используя свой интеллект, воевавшие на стороне Германии против своего Отечества, не могут не рассматриваться как преступники. Однако вряд ли можно называть изменой или предательством в уголовно-правовом или даже нравственном смысле этого слова бытовой коллаборационизм, как например: размещение на постой солдат противника, оказание для них каких-либо мелких услуг», — отмечал историк[45].

Причины и условия развития коллаборационизма в Великой Отечественной войне

[править | править код]

Возникновение коллаборационизма в СССР, по мнению кандидата исторических наук С. И. Дробязко, не в последнюю очередь было обусловлено социально-политическими предпосылками, сложившимися накануне войны и в период её начального этапа, толчком же к развитию данного явления стало крайне неудачное для СССР начало войны[52]. Доктор исторических наук, профессор О. В. Будницкий и кандидат исторических наук, доцент Г. С. Зеленина указывают, что накануне войны немало жителей СССР мечтало о гибели советской власти, а некоторых из них были готовы к сотрудничеству с любой внешней силой, чтобы эту власть уничтожить[53]. «Модернизация по-сталински привела к созданию тяжелой промышленности и колхозного строя, и к гибели миллионов людей; потери населения в результате голода начала 1930-х гг. были сопоставимы с общим числом погибших в годы Первой мировой войны во всех странах-участницах вместе взятых», — пишут историки[53]. Отмечают исследователи также то, что в конце 1930-х годов в СССР была развёрнута мощная антирелигиозная кампания, в рамках которой власти приступили к массовой ликвидации религиозных объединений и репрессиям священнослужителей — следствием данных действий стало распространение среди населения, особенно в крестьянской среде, надежд на внешнее вмешательство, способное покончить с «безбожной властью»[54]. «Несмотря на массовые репрессии, чистки, жесткий идеологический контроль, советской власти не удалось выявить всех своих противников», — делают вывод Будницкий и Зеленина; большая часть этих врагов никак себя не проявляла, понимая безнадёжность борьбы и пытаясь приспособиться к существующим условиям[55].

Плакат «Гитлер освободитель» (укр. Гітлер Визволитель). Рейхскомиссариат Украина, 1942 год

Мотивы и цели коллаборационистов в годы Великой Отечественной войны, как отмечает Ф. Л. Синицын, были разными, и это отражено в историографии вопроса[56]. Добровольность вовлечения в коллаборационизм, по мнению исследователя, одновременно не исключает вынужденности принятия такого решения[56]. Историк также выделяет психологические, низменные и политические мотивы советских граждан-коллаборационистов[57]. Психологические мотивы, по мнению Синицына, объединяли «страх перед жестокостью оккупантов, стремление защитить свои семьи, спастись от тяжелейших условий плена»; мотивы данной категории лишены низменного содержания, а цель, обусловленная ими, состояла в физическом выживании человека[58]. Именно психологическим мотивам Синицын отводит главенствующую роль вовлечения советских военнопленных в коллаборационизм[59]. К низменным мотивам историк относит тщеславие, алчность, месть; данные мотивы были обусловлены корыстными и прочими эгоистическими побуждениями и характеризовались целью в виде улучшения своего социального и экономического положения[60]. Такие основанные на идейности и убеждениях мотивы, как неприятие советской власти и негативную реакцию на социально-политическое условия в СССР (в частности, коллективизацию и репрессии), Синицын относит к категории политических[61]. «Целью „политических“ коллаборационистов в период Великой Отечественной войны, в основном, было свержение в СССР власти большевистской партии. За рубежом, особенно в среде русской эмиграции, как известно, сложилась концепция „Освободительного движения народов России“, направленного в годы войны как против Германии так и против СССР (т. н. „третья сила“)», — подчёркивает исследователь[62]. По мнению Синицына, к политическим мотивам также следует относить этнополитические — шовинизм, национализм, участие в «национально-освободительном движении» против советской власти; цель этнополитических мотивов заключалась либо в достижении отдельными регионами независимости от СССР, либо в полной дезинтеграции СССР[62].

Б. Н. Ковалёв обращает внимание на то, что в годы Великой Отечественной войны у некоторых советских людей появилось «чувство благодарности немцам и их союзникам за „освобождение от проклятого ига жидо-большевизма“», нередко возникавшее под влиянием масштабной пропаганды нацистской Германии[63]. Открытый переход на сторону врага, по мнению историка, в большинстве случаев был связан с неверием в победу Красной армии, ненавистью к советской власти, местью государству или конкретным лицам, желанием сделать карьеру при новой власти либо просто «хорошо и сытно жить в экстремальных условиях нацистской оккупации»[64]. Обращает Ковалёв внимание и на вынужденный характер коллаборационизма в ряде случаев: в условиях оккупации, отмечает исследователь, перед миллионами людей встала проблема физического выживания, а гражданский коллаборационизм (среди мирных жителей, особенно в городах) по большей части носил вынужденный характер вследствие отсутствия иных способов добыть «средства существования для родных и близких»[45]. Во многом вынужденное сотрудничество советских граждан с противником на оккупированной территории Ковалёв характеризует как «коллаборационизм выживания»[65].

С. И. Дробязко отмечает, что в составе коллаборационистских формирований оказались самые разные люди, в частности, как убеждённые враги режима, так и лица, вовлечённые на путь сотрудничества с противником силой обстоятельств; привели к этому разнообразные формы и методы советских граждан[67]. Первостепенное внимание, по мнению историка, уделялось привлечению добровольцев, причём в первую очередь из числа граждан, пострадавших от действий советской власти в период коллективизации и сталинских репрессий, озлобленных данными действиями в отношении себя и своих близких и искавшими возможности отомстить[68]. «Однако говоря о „добровольности“ пленных красноармейцев, следует иметь в виду, что в подавляющем большинстве случаев речь шла о выборе между жизнью и смертью в лагере от непосильного труда, голода и болезней. Учитывая ужасающие условия, в которых находились военнопленные, беспроигрышным аргументом вербовщиков было напоминание об отношении к ним советских властей как к изменникам и дезертирам, что должно было окончательно убедить доведённых до отчаяния людей, что обратного пути для них нет», — резюмирует он[68].

Из числа коллаборационистских лидеров непримиримыми противниками советской власти являлись белоэмигранты, в том числе бывшие белогвардейцы и офицеры царской армии, например, П. Н. Краснов и А. Г. Шкуро (обоим приписывается высказывание «хоть с чёртом против большевиков»)[69][70]. «Самым что ни на есть убеждённым врагом советской власти», с облегчением воспринявшим немецкую оккупацию, называют Д. А. Жуков и И. И. Ковтун руководителя Локотского самоуправления Б. Н. Каминского[71]. Дискуссионным в исторической науке остаётся вопрос о мотивах главнокомандующего Русской освободительной армии А. А. Власова: «Ничто не указывает на то, что он собирался „освобождать“ Россию до пленения», — отмечают О. В. Будницкий и Г. С. Зеленина[72]. Тем не менее, как подчёркивает кандидат исторических наук К. М. Александров, генерал не принуждался к сотрудничеству с противником насильственным путём и встал на путь коллаборационизма по своей воле: «Смерть ему не грозила и в лагере военнопленных у него существовала очевидная возможность свободно выбрать в плену ту модель поведения, которая в наибольшей степени соответствовала личным интересам»[73].

Военный коллаборационизм

[править | править код]

Военный коллаборационизм, являющийся, как отмечает Б. Н. Ковалёв, оказанием содействия противнику с оружием в руках, в годы Великой Отечественной войны проявлялся в таких формах, как служба в военных и военизированных формированиях, полицейских структурах, органах разведки и контрразведки[74]. С. И. Дробязко указывает, что с проблемой использования в своих рядах коллаборационистов из числа советских граждан и эмигрантов вооружённые силы Германии столкнулись с первых дней войны: лица из числа советских военнопленных и гражданского населения привлекались на службу в качестве вспомогательного персонала в тыловые части, что было обусловлено нехваткой личного состава в боевых подразделений; также создавались коллаборационистские подразделения для охранной службы и борьбы с партизанами на оккупированной территории[75]. Тем не менее, по мнению историка, использование в рядах армии нацистской Германии сотен тысяч советских граждан не ограничивалось «одним лишь удовлетворением нужд, связанных с нехваткой личного состава и партизанской опасностью»: нацистским руководством коллаборационисты рассматривались в качестве основы антисоветской оппозиции, действия которой могли быть направлены на уничтожение сталинского режима и подготовку условий для «внутреннего взрыва» в СССР[76].

Виды и статус военных коллаборационистских формирований

[править | править код]
Оценки общей численности
военных коллаборационистов
Исследователи Число
Западные историки
(усреднённый показатель)[77][78]
1 млн
к. и. н. К. М. Александров[79] около 1,15 млн
д. и. н. О. В. Будницкий[14] более 1 млн
д. и. н. С. В. Воробьёв,
д. и. н. Т. В. Каширина[77]
1,5 млн
д. и. н. М. А. Гареев[77] 200 тыс
к. и. н. С. И. Дробязко[80] до 1,3 млн
Б. Мюллер-Гиллебранд[81] 520—620 тыс
к. и. н. Н. М. Раманичев[77] до 1,5 млн
д. и. н. А. О. Чубарьян[77] около 1 млн

Советские коллаборационисты появились в подразделениях армии нацистской Германии уже в первые месяцы начала Великой Отечественной войны. Добровольцы из числа советских военнопленных и гражданского населения использовались в тыловых службах (в качестве шофёров, конюхов, разнорабочих и др.), а также в боевых подразделениях (например, в качестве подносчиков патронов, связных и сапёров)[82]. В дальнейшем эта категория коллаборационистов стала именоваться «хиви» (сокращение от нем. Hilfswilliger, в буквальном переводе — «готовые помочь»[82]). Впоследствии хиви переводились в состав охранных команд и антипартизанских отрядов[83]. К концу 1942 года «хиви» составляли значительную часть ведущих боевые действия в СССР немецких дивизий: почти каждая дивизия имела одну, а иногда и две восточные роты, некоторые корпуса — батальон[82][84]. Несмотря на официальный запрет, как указывает С. И. Дробязко, в составе немецких войск создавались и более крупные «русские» части[82][84].

Впервые попытка определить статус военнослужащих и военных формирований из числа граждан СССР была предпринята немецким командованием в августе 1942 года: организационным управлением Генерального штаба Верховного командования сухопутных войск был подготовлен и издан (за подписью генерал-полковника Ф. Гальдера) приказ № 8000/42, посвящённый вспомогательным силам на оккупированных восточных территориях; почти одновременно была издана директива Верховного командования вермахта за номером 46, определившая общие требования к антисоветским коллаборационистским воинским частям. С этого момента выделялись следующие категории лиц, которые могли быть задействованы на стороне армии Третьего рейха:

  • представители тюркских народностей (в том числе грузины, армяне, таджики, народы Северного Кавказа) и казаки; рассматривались в качестве равноправных союзников, сражавшихся плечом к плечу с солдатами Германии против большевизма в составе специализированных частей (туркестанские батальоны, казачьи части и др.)[85];
  • местные охранные части из добровольцев (в том числе освобождённые военнопленные из числа эстонцев, латышей, литовцев, финнов, украинцев, белорусов и этнических немцев), используемые в тылу для противодействия окружённым группам РККА, партизанам и «большевистским повстанцам»[85];
  • части из местных добровольцев и освобождённых военнопленных с постоянной дислокацией, используемые для полицейских и охранных функций (в различных группах армий носили разные наименования)[86];
  • добровольцы из местных жителей и освобождённых военнопленных, на долгосрочной основе привлекавшиеся в немецкие части в качестве вспомогательного персонала[87];
  • жители оккупированных территорий, временно привлекавшиеся в помощь немецкой армии для особых работ (в том числе гужевая повинность, дорожно-строительные и фортификационные работы и др.)[87];
  • советские военнопленные, сохранявшие статус военнопленных, но привлекавшиеся для службы в составе отдельных подразделений (в том числе строительные батальоны и батальоны снабжения) для работ в интересах немецкой армии[87].

В отношении вещевого снабжения, денежного довольствия и продовольственного пайка в соответствии с приложениями к приказу № 8000/42 выделялись четыре категории местных вспомогательных сил: тюркские батальоны, казаки и крымские татары; подразделения охраны (служба порядка); добровольные помощники; местные охранные подразделения (в том числе эстонские, латвийские, литовские и финские подразделения)[87].

Численность военных коллаборационистов

[править | править код]

Вопрос общей численности коллаборационистов, служивших в вооружённых силах нацистской Германии, в исторической науке остаётся дискуссионным[74][78], а данные источников зачастую подвергаются искажениями в угоду политическим и морально-этическим оценкам, оцениваются в заведомо неверном ключе[78]: так, по мнению С. И. Дробязко, зарубежные историки, стремясь доказать массовый характер коллаборационизма как формы социального протеста против советской власти, склонны «для большей убедительности» завышать приводимые цифры; советские и российские исследователи, напротив, занижают аналогичные показатели, зачастую не подкрепляя результаты своих изысканий никакими документальными материалами[88]. Ряд российских историков (К. М. Александров, О. В. Будницкий, С. И. Дробязко и др.) придерживается мнения, что общее количество военных коллаборационистов в годы Великой Отечественной войне превышало 1 миллион человек[14][79][80].

Через формирования вермахта, по оценкам С. И. Дробязко, за годы Великой Отечественной войны прошло от 800 тысяч до 1 миллиона граждан СССР, из которых до 400 тысяч человек несли службу в боевых и тыловых формированиях действующей армии (в том числе восточные легионы, казачьи части, восточные батальоны и роты) и в отрядах вспомогательной полиции в зоне военного управления, а остальные — в рядах добровольцев вспомогательной службы, состоявших на службе в частях вермахта индивидуальным порядок или в составе небольших групп[89][комм. 7]. В составе войск СС, согласно данным западных исследователей, за весь период войны служило более 150 тысяч советских граждан (из них 50 тысяч русских, включая 35 тысяч казаков, а также 40 тысяч латышей, 30 тысяч украинцев, 20 тысяч эстонцев, 8 тысяч белорусов и примерно такое же количество представителей тюркиских и кавказских народов)[90]; это число, как указывает Дробязко, составляет примерно половину от общего числа иностранных добровольцев в войсках СС и более 10 % от совокупной численности личного состава восточных формирований[90]. В боевых полицейских формированиях (батальоны «шума»), многие из которых впоследствии вошли в структуру войск СС, несли службу до 75 тысяч человек[91].

Комментарии

[править | править код]
  1. 1. Русская освободительная армия[1][2]. 2, 5. Комитет освобождения народов России[3][4]. 3. Русская освободительная народная армия (Локотское самоуправление; впоследствии — 29-я добровольческая пехотная дивизия СС «РОНА»)[4][5][6]. 4. Особая дивизия R (дивизия «Руссланд»; впоследствии — 1-я Русская национальная армия)[4]. 6. Украинская освободительная армия[1]. 7. Украинская национальная армия; нарукавный знак был разработан в 1944 году, но, вероятно, не получил практического применения[7][8]. 8. 30-я добровольческая пехотная дивизия СС (1-я белорусская); нарукавный знак был разработан в 1944 году, но, вероятно, не получил практического применения[7][9]. 9. Легион «Идель-Урал»[3]. 10. Горно-кавказский легион (впоследствии разделён на азербайджанский и северокавказский легионы)[3][10]. 11. Азербайджанский легион[3]. 12. Армянский легион[3]. 13. Грузинский легион[3]. 14. Северокавказский легион[3]. 10. Туркестанский легион[1]. 16, 20. Донские казаки[11]. 17, 21. Кубанские казаки[11]. 18. Сибирские казаки[1]. 19, 22. Терские казаки[11].
  2. Б. Н. Ковалёв: «В нашей стране термин „коллаборационизм“ для обозначения людей, сотрудничавших в различных формах с нацистским оккупационным режимом, стал употребляться лишь в последнее время»[16]; Ф. Л. Синицын: «<…> в русском языке термин „коллаборационизм“ также не должен употребляться в качестве синонима для слова „сотрудничество“ („коллаборация“). Тем более, что коллаборационизм — это не обязательно „сотрудничество“, ведь он может проявляться в одностороннем оказании помощи врагу»[17].
  3. Д. А. Жуков, И. И. Ковтун: «В практике советского государства коллаборационистов именовали изменниками Родины, предателями и пособниками врага. Среди этих экспрессивно окрашенных выражений, как нам представляется, эвфемизм пособничество является наиболее точной калькой термина коллаборационизм»[18].
  4. Расхождения в цифрах относительно количества советских солдат и офицеров, оказавшихся в плену в 1941 году, доктор исторических наук В. Н. Земсков объясняет смертностью среди пленных: «3,8 млн. — это число пленных по донесениям воинских частей, а 3,35 млн. — соответствующие данные лагерной статистики. Получается, что в 1941 г. 450 тыс. пленных погибли после момента пленения до поступления в лагеря»[30].
  5. Приказ Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 года № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия»: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения, потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен, — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишить государственного пособия и помощи»[33].
  6. При этом М. И. Семиряга характеризует коллаборационизм в контексте Второй мировой войны как «разновидность фашизма» и практику сотрудничества «национальных предателей с гитлеровскими оккупационными властями в ущерб своему народу и родине»[48]. Историк отмечает, что понятие коллаборационизма — сугубо политизированное, а потому употреблять его, «не становясь на позиции той или иной воюющей стороны», невозможно; Семиряга акцентирует внимание на своём выборе позиции «прогрессивных антифашистских сил», а не позиции сил, становившихся на сторону противника «под предлогом псевдопатриотизма»[49].
  7. С. И. Дробязко указывает, что некоторая погрешность в указанных расчётах связана с тем, что примерно 100—150 тысяч «хиви» в ходе войны «могли быть переданы в восточные батальоны и более мелкие части»[89].

Примечания

[править | править код]
  1. 1 2 3 4 Функен Ф., Функен Л., 2002, с. 52—53.
  2. Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 36.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 Функен Ф., Функен Л., 2002, с. 54—55.
  4. 1 2 3 Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 31—33.
  5. Жуков, Ковтун, 2017, с. 212.
  6. Жуков, Ковтун, 2017, с. 328.
  7. 1 2 Вторая мировая война 1939—1945. Восточные добровольцы в вермахте, полиции и СС, 2000, с. 5.
  8. Вторая мировая война 1939—1945. Восточные добровольцы в вермахте, полиции и СС, 2000, с. 30.
  9. Вторая мировая война 1939—1945. Восточные добровольцы в вермахте, полиции и СС, 2000, с. 26.
  10. Юрадо, 2005, с. 28.
  11. 1 2 3 Функен Ф., Функен Л., 2002, с. 52—55.
  12. 1 2 Осьмачко, 2019, с. 230.
  13. Кудряшов, 1993, с. 84.
  14. 1 2 3 Мозжухин А. «Звучали призывы молиться за победу Гитлера». Почему советские граждане воевали за нацистскую Германию. Lenta.ru (14 сентября 2016). Дата обращения: 10 августа 2021. Архивировано 10 августа 2021 года.
  15. Окороков А. В. Великая Отечественная война и «советский коллаборационизм». Фонд стратегической культуры: электронное издание (6 февраля 2011). Дата обращения: 10 августа 2021. Архивировано 10 августа 2021 года.
  16. 1 2 3 Ковалёв, 2009, с. 9.
  17. 1 2 3 Синицын, 2020, с. 41.
  18. 1 2 3 4 5 Жуков, Ковтун, 2020, с. 6.
  19. 1 2 3 Орлов, 2006, с. 722—732.
  20. Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 1, 2015, с. 512.
  21. Розенберг, 2019, с. 309.
  22. Розенберг, 2019, с. 313.
  23. Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 1, 2015, с. 178—179.
  24. 1 2 3 Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 1, 2015, с. 509.
  25. Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 1, 2015, с. 537.
  26. 1 2 Ковалёв, 2009, с. 7.
  27. Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 4, 2012, с. 19.
  28. Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 2, 2015, с. 744.
  29. Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 2, 2015, с. 751.
  30. Земсков, 2011, с. 23.
  31. Земсков, 2011, с. 22—23.
  32. Еременко С. Б. К вопросу о потерях противоборствующих сторон на советско-германском фронте в годы Великой Отечественной войны: правда и вымысел. mil.ru. Министерство обороны Российской Федерации. Дата обращения: 16 августа 2021. Архивировано 16 августа 2021 года.
  33. Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 2, 2015, с. 815—816.
  34. Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 35.
  35. 1 2 3 4 БРЭ, 2009, с. 479.
  36. Синицын, 2020, с. 36.
  37. 1 2 3 Синицын, 2020, с. 38.
  38. Ковалёв, 2004, с. 10.
  39. 1 2 Синицын, 2020, с. 40.
  40. Синицын, 2020, с. 17.
  41. Синицын, 2020, с. 6.
  42. Шнеер, 2011, с. 140.
  43. Семиряга, 2000, с. 10.
  44. Ковалёв, 2004, с. 11.
  45. 1 2 3 4 Ковалёв, 2009, с. 12.
  46. 1 2 3 4 5 Осьмачко, 2019, с. 234.
  47. 1 2 Осьмачко, 2019, с. 233.
  48. Семиряга, 2000, с. 7.
  49. Семиряга, 2000, с. 21.
  50. Ковалёв, 2009, с. 11—12.
  51. Осипова, 2012, с. 65.
  52. Дробязко, 2020, с. 49—50.
  53. 1 2 Будницкий, Зеленина, 2012, с. 7.
  54. Будницкий, Зеленина, 2012, с. 7—8.
  55. Будницкий, Зеленина, 2012, с. 8.
  56. 1 2 Синицын, 2020, с. 26.
  57. Синицын, 2020, с. 27—28.
  58. Синицын, 2020, с. 27.
  59. Синицын, 2020, с. 32.
  60. Синицын, 2020, с. 28.
  61. Синицын, 2020, с. 28—29.
  62. 1 2 Синицын, 2020, с. 29.
  63. Ковалёв, 2009, с. 13.
  64. Ковалёв, 2009, с. 11.
  65. Ковалёв, 2009, с. 366.
  66. Генерал Власов: история предательства. Т. 2., кн. 1, 2015, с. 15.
  67. Дробязко, 2020, с. 67—68.
  68. 1 2 Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 4.
  69. Великая Отечественная война 1941—1945 годов. Т. 1, 2015, с. 538.
  70. Окунев Д. «Падали мертвыми»: как англичане выдали казаков СССР. Газета.ru (1 июня 2020). Дата обращения: 16 августа 2021. Архивировано 16 августа 2021 года.
  71. Жуков, Ковтун, 2017, с. 515—516.
  72. Будницкий, Зеленина, 2012, с. 6.
  73. Александров, 2010, с. 208.
  74. 1 2 Ковалёв, 2009, с. 17.
  75. Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 3.
  76. Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 4—5.
  77. 1 2 3 4 5 Осьмачко, 2019, с. 237.
  78. 1 2 3 Дробязко, 2020, с. 203.
  79. 1 2 Гутионов П. «Ложь дает кратковременный эффект, а потом разрушает». Интервью историка Кирилла Александрова, лишенного докторской степени за работу о власовском движении. Новая газета (12 января 2018). Дата обращения: 21 августа 2021. Архивировано 1 июня 2021 года.
  80. 1 2 Дробязко, 2020, с. 347.
  81. Дробязко, 2020, с. 205—206.
  82. 1 2 3 4 Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 6.
  83. Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 7.
  84. 1 2 Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия, 2000, с. 10.
  85. 1 2 Дробязко, 2020, с. 191.
  86. Дробязко, 2020, с. 191—192.
  87. 1 2 3 4 Дробязко, 2020, с. 192.
  88. Дробязко, 2020, с. 203—204.
  89. 1 2 Дробязко, 2020, с. 207.
  90. 1 2 Дробязко, 2020, с. 296.
  91. Дробязко, 2020, с. 274.

Литература

[править | править код]
Сборники документов
  • Генерал Власов: история предательства: В 2 т.: В 3 кн. / Под ред. А. Н. Артизова, В. С. Христофорова. — М.: Политическая энциклопедия, 2015. — Т. 2: в 2 кн. Кн. 1: Из следственного дела А. А. Власова. — 854 с. — ISBN 978-5-8243-1958-3.
  • Генерал Власов: история предательства: В 2 т.: В 3 кн. / Под ред. А. Н. Артизова, В. С. Христофорова. — М.: Политическая энциклопедия, 2015. — Т. 2: в 2 кн. Кн. 2: Из следственного дела А. А. Власова. — 711 с. — ISBN 978-5-8243-1960-6.
Дневники
Энциклопедии
  • Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. — М.: Кучково поле, 2015. — Т. 1. Основные события войны. — 976 с. — ISBN 978-5-9950-0534-6.
  • Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. — М.: Кучково поле, 2015. — Т. 2. Происхождение и начало войны. — 864 с. — ISBN 978-5-9950-0236-9.
  • Великая Отечественная война 1941–1945 годов: в 12 т. — М.: Кучково поле, 2012. — Т. 4. Освобождение территории СССР. 1944 год. — 864 с. — ISBN 978-5-9950-0286-4.
  • Великая Отечественная война 1941—45 : [арх. 9 июля 2017] / А. С. Орлов // Большой Кавказ — Великий канал. — М. : Большая российская энциклопедия, 2006. — С. 722—732. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 4). — ISBN 5-85270-333-8.
  • Коллаборационизм // Киреев — Конго [Электронный ресурс]. — 2009. — С. 479. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—2017, т. 14). — ISBN 978-5-85270-345-3.
  • Функен Ф., Функен Л. Вторая мировая война 1939—1945: Великобритания — Германия — Франция — Италия — Финляндия — Норвегия — Хорватия — Словакия — Богемия и Моравия — Русские легионы, 1939—1943: Пехота — Кавалерия — Бронетанковые войска — Авиация — Флот / Ф. Функен, Л. Функен; пер. с. фр. А. Г. Кавтаскина. — М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2002. — 152 с. — (Энциклопедия вооружения и военного костюма). — ISBN 5-17-014798-8 (ООО «Издательство АСТ»). — ISBN 5-271-04371-1 (ООО «Издательство Астрель»). — ISBN 2-203-14312-6 (фр.).
Монографии и статьи
  • Александров К. М. Мифы о генерале Власове. — М.: «Посев», 2010. — 256 с. — ISBN 978-5-85824-199-7.
  • Брычков А. С., Карпеко В. П. Коллаборационизм: причины, признаки и определения. // Военно-исторический журнал. — 2019. — № 6. — С.34—42.
  • Будницкий О. В., Зеленина Г. С. Идейный коллаборационизм в годы Великой Отечественной войны // «Свершилось. Пришли немцы!» Идейный коллаборационизм в СССР в период Великой Отечественной войны / сост. и отв. ред. О. В. Будницкий; авторы вступ. статьи и примеч. О. В. Будницкий, Г. С. Зеленина. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. — С. 4—62. — 325 с. — (История коллаборационизма). — ISBN 978-5-8243-1704-6.
  • Дин, Мартин. Пособники Холокоста: преступления местной полиции Белорусии и Украины, 1941–1944 г. / Пер. с англ. М. И. Беккер. — СПб.: Академический Проект: ДНК, 2008. — 267 с. — ISBN 978-5-901562-95-6.
  • Дробязко С. И. Вторая мировая война 1939—1945: Русская освободительная армия. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. — 64 с. — (Военно-историческая серия «СОЛДАТЪ»). — ISBN 5-17-003962-X.
  • Дробязко С. И. Вторая мировая война 1939—1945. Восточные добровольцы в вермахте, полиции и СС. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. — 48 с. — (Военно-историческая серия «СОЛДАТЪ»). — ISBN 5-17-000068-5.
  • Дробязко С. И. Вторая мировая война 1939—1945. Восточные легионы и казачьи части в вермахте / С. И. Дробязко. — М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2001. — 48 с. — (Военно-историческая серия «СОЛДАТЪ»). — ISBN 5-17-008226-6 (ООО «Издательство АСТ»). — ISBN 5-271-02222-6 (ООО «Издательство Астрель»).
  • Дробязко С. И. Под знамёнами врага: Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил. 1941—1945 / С. И. Дробязко. — Подольск: Музей-Мемориал «Донские казаки в борьбе с большевиками», 2020. — 576 с. — ISBN 978-5-7164-0990-3.
  • Дробязко С. И., Романько О. В., Семенов К. К. Иностранные формирования Третьего рейха. — М.: АСТ: Астрель, 2011. — 830 с. — ISBN 978-5-17-070068-4 (ООО «Издательство АСТ»). — ISBN 978-5-271-30979-3 (ООО «Издательство Астрель»).
  • Жуков Д. А., Ковтун И. И. Бургомистр и палач. Тонька-пулемётчица, Бронислав Каминский и другие. — М.: Издательство «Пятый Рим» (ООО «Бестселлер»), 2017. — 576 с. — ISBN 978-5-9908266-6-3.
  • Жуков Д. А., Ковтун И. И. Изменники, пособники, коллаборационисты… // Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма: [Сборник] / редактор-составители Д. А. Жуков и И. И. Ковтун. — М.: Издательство «Пятый Рим» (ООО «Бестселлер»), 2020. — С. 6—14. — 464 с. — ISBN 978-5-6043328-3-2.
  • Жуков Д. А., Ковтун И. И. Полицаи: история, судьбы и преступления. — 3-е изд., испр. и доп. — М.: Издательство «Пятый Рим» (ООО «Бестселлер»), 2016. — 320 с. — ISBN 978-5-9907593-5-0.
  • Земсков В. Н. «Статистический лабиринт». Общая численность советских военнопленных и масштабы их смертности // Российская история. — 2011. — № 3. — С. 22—32.
  • Ковалёв Б. Н. Коллаборационизм в России в 1941—1945 гг.: типы и формы. — Великий Новгород: НовГУ имени Ярослава Мудрого, 2009. — 372 с. — (Серия «Монографии»; Вып. 10). — ISBN 978-5-98769-061-1.
  • Ковалёв Б. Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944. — М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Транзиткнига», 2004. — 483 с. — (Военно-историческая библиотека). — ISBN 5-17-020865-0 (ООО «Издательство АСТ»). — ISBN 5-9578-0487-8 (ООО «Транзиткнига»).
  • Ковалёв Б. Н. Повседневная жизнь населения России в период нацистской оккупации. — М.: Молодая гвардия, 2011. — 619 с. — (Живая история: Повседневная жизнь человечества). — ISBN 978-5-235-03451-8.
  • Кудряшов С. В. Предатели, «освободители» или жертвы режима? Советский коллаборационизм (1941—1942) // Свободная мысль : журнал. — 1993. — № 14. — С. 84—98.
  • Осьмачко С. Г. Советский коллаборационизм (1941—1945 гг.): актуальность дефиниции и социокультурный дискурс // Верхневолжский философский вестник : журнал. — 2019. — № 3 (18). — С. 230—241.
  • Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2000. — 863 с. — ISBN 5-8243-0070-4.
  • Синицын Ф. Л. Коллаборационизм: историко-правовой анализ терминологии // Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма: [Сборник] / редактор-составители Д. А. Жуков и И. И. Ковтун. — М.: Издательство «Пятый Рим» (ООО «Бестселлер»), 2020. — С. 17—41. — 464 с. — ISBN 978-5-6043328-3-2.
  • Шкаровский М. В. «Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война. — М.: Издательский дом «Познание», 2020. — 523 с. — ISBN 978-5-906960-88-7.
  • Шнеер А. И. Заметки о коллаборации советских граждан с нацистами в 1941-1944 гг. // Revista Moldovenească de drept internaţional şi relaţii internaţionale. — 2011. — № 2. — С. 120-152. — ISSN 1857-1999.
  • Шнеер А. И. Профессия — смерть. — М.: Издательство «Пятый Рим» (ООО «Бестселлер»), 2019. — 464 с. — ISBN 978-5-9500938-5-2.
  • Юрадо К. К. Иностранные добровольцы в вермахте. 1941—1945 / К. Юрадо; пер. с англ. Н. А. Феногенова; худож. К. Лильс. — М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2005. — 62 с. — (Военно-историческая серия «СОЛДАТЪ»). — ISBN 5-17-027662-1 (ООО «Издательство АСТ»). — ISBN 5-271-10458-3 (ООО «Издательство Астрель»). — ISBN 0-85045-524-3 (англ.).